Каратель

аль Атоми Беркем

— Я лечу в Штаты, Зигги.

— Тогда счастливо тебе долететь…

— Че, здесь?

— Здесь. Серега, смотри и запоминай. Будешь потом на кого охотиться — пригодится.

Старый влез на торчащий из земли валун и снова оглядел дорогу.

— Все начинается с остановки колонны. Поэтому — минируем. Первый борт должен встать там, где ты наметил: твои люди не должны бегать, они должны стрелять, с первой секунды до последней. Значит, первая закладка — вот здесь. Расстояние от поворота какое должно быть?

— Какое?

— Э, это ты мне скажи. Зачем стопорить

колонну именно перед поворотом, понимаешь?

— Чтоб из пулемета вдоль дороги херачить?

— Точно. Смотри, головная взорвалась, колонна встала, наши начали ее мочить с той стороны дороги — что на остальных делают?

— Спрыгивают. Тоже шмалять начинают.

— Где падают?

— Ну… Вот, сюда вот. Так и кювет, и машины прикрывают. Да, точно. Они спрыгнули, очухались, и только начинают по нам стрелять, а вдоль дороги их наш пулемет — ху-у-як! В бочину!

— Точно. Страте-е-е-ег. — насмешливо протянул Старый. — Значит, какое расстояние от поворота, за которым сидит твой пулеметчик, до закладки?

— Так… — хищно прищурился Серега. — Сто — маловато… Сто пятьдесят. Да.

— Хуй на. Два броска гранаты, не больше. И то, это только для того, чтоб те пулеметчика гранатами не достали, и чтоб своей закладкой не погасить. Пулемет в упор — это пиздец. Когда с фланга, неожиданно, да в упор начинает пулемет, это все. Воевать неохота, вообще. Под себя залезть охота. Времени мало, надо их сразу так охуярить, чтоб они даже мама сказать не успели.

Ахмет спрыгнул с каменюки и подтолкнул Серегу к следующему холмику:

— Главное, смотри… Не. Пошли, дойдем. Лучше сам увидишь. Так и пацанам лучше объяснишь.

— Чево?!
– остановился Сережик. — Че ты сказал?!

— Че? — включил дурочку Ахмет. — Че я сказал?

— Ты че, хочешь сказать, это я ими командовать буду? Ты че, Старый?! Совсем… — тут Сережиково нутро взорвалось острой болью: Старый как-то незаметно подтек к нему на удар и несильно, но садистски точно ткнул кулаком Сереге под солнышко.

Парнишка подробно исполнил осененный вечной традицией танец получивших по солнечному сплетению. Когда он, наконец, встал с колен и протер губы от рыготины горсточкой рассыпчатого снега, сквозь сверкающую радугу слезящихся глаз он заметил Старого, покуривающего на торчащем из-под снега скальном выходе. Старый пошлепал ладонью по камню рядом с собой.

— Сереж, ландайка [76] . Присядь вот. Все? Нормандяк?

— Че? А… Все…

— Понял?

— Понял…

76

Ландай (угол, жарг.).

— Скажи тогда.

— Че сказать? За че ты мне ебнул? Чтоб не спорил.

— Не, Серег. Чтоб ты как сопля не спорил. Понимаешь — про соплю?

— Да вроде да.

— Ты это, давай без вроде. Вроде — это в роте. Командира, у которого хоть что-то «вроде», солдат слушать не станет. Рот у командира не для всяких штук, а для команды. Половина

людей, которых ты ведешь в бой, последнее, что в жизни слышат, это твою команду. Нахуя им напоследок блеянье слушать, а? Им и так помирать, хватит с них неприятностей. Пусть они слышат нормальную команду, которую можно понять только правильно. Пусть чувствуют, что они умрут, но дело — дело лежать не останется, дело сделается. Чуешь?

— Да. Кажется, въезжаю. — Сережик смотрел куда-то сквозь чахлый березовый лес.

Перед ним сейчас поворачивалась новой стороной выбранная им доля. Ахмет смотрел, как по лицу паренька пробегают страхи, сомнения, неуверенность — как все знакомо… Однако бобик сдох, и назад пути нет. Было видно, что парнишка понимает и это, и понимает вполне отчетливо: вон как набычился, мордочка стала жесткая, прям как у взрослого мужика…

— Ладно. Пошли дальше покажешь.

— Обожди, докурю. Пока курим, я тебе одну майсю [77] прогоню. Ты говорил, тебе семнадцать?

77

Майся (искаж. идиш).

— Да, можно считать, что так. Совсем чуток остался.

— Вот. Семнадцать. Помнишь, я тебе про Гражданскую и Великую Отечетвенную рассказывал?

— Ну, помню, канешно. И че?

— На Гражданской, это которая раньше, первая была, был такой пацан, почти как ты. Аркадий Гайдар. Скотиной он, конечно, был беспредельной, животным отмороженным, но дело не в этом. Дело в том, что он командовал полком. Полк — знаешь, че такое?

— Точно не знаю, но — дохуя… А сколько, Старый?

— Полторы тыщи рыл.

— Оба-на… — удивленно выдохнул Серега. — И че, как он справлялся?

— Не знаю. Знаю только, что не лажа это, точно все. Справлялся вот. А было ему на два года меньше, чем щас тебе.

— Ни-ху-я… Ох и семейка у него была, наверно…

— Нет, Сереж. Тогда по-другому как-то было. Все равно — охуеть, да?

— Да-а-а-а… Слышь, Старый. Вот не ты бы мне это прогнал — ни в жисть не поверил бы.

— Вот. И народ у него был, тот еще народ. Твои по сравнению с его парнями — сама мудрость и понимание общего хода. А у него были полностью отвязанные отморозки, с полной башкой тараканов. Я когда ставлю себя на его место, то не уверен — справился бы с такими, нет ли.

— Да ну? — недоверчиво протянул Серега, но Старый оборвал базар, хлопнув себя по коленям:

— Вот те и ну… Ладно. Айда дальше.

— Вот, смотри. Видишь, дорога поворачивает налево? Где твои должны сидеть? Погоди, по другому зайду. Вот ты едешь в машине. Впереди — раз, головная взлетела. На колонну твою наехали. Ты выскакиваешь, тебе же страшно — вдруг уже в твою машину муха летит. Куда тебе стрелять сподручно? Влево от дороги, или вправо?

— Ну… — Серега примерился волыной и так и эдак. — Влево лучше. Гораздо. Старый, я понял. Чтоб этим стрелять было неудобно. Людей сажаем во-о-он там, да?