Караул устал
Шрифт:
— Позвольте? — я взял бутылку. «Каспий», КВВК, Дербентский коньячный комбинат.
— Слышал, очень хороший коньяк, — со вздохом я вернул бутылку.
— Иных не пьём.
Еще в начале знакомства он оценил меня как человека «так себе», человека, стоящего на пару ступенек ниже него. Но стремящегося подняться, да. Чемпиона во мне он не признал, видно, редко читал газеты. Или читал, но не спортивные разделы. Да и в городе он меньше года. А, главное, у него своих дел полно, чтобы отвлекаться на пустяки.
Спросил, где покупал костюм, и,
Спросил, по какой надобности еду, я ответил, что по комсомольской линии. Это мне в плюс: сегодня успешный комсомолец, а завтра успешный коммунист. Если постараюсь, конечно.
А спустя полчаса, когда миновали Узловую, достал из кожаного портфеля бутылочку «Каспия».
— Ну, решились? — спросил меня он.
— Нет. Выпьешь, а тут комсомольский патруль. Потом отбрёхивайся… Можно жизнь поломать.
— Какой патруль, здесь не студенческое общежитие.
— Не скажите. Там — я тоже посмотрел вверх, — там всё видят.
— Не преувеличивайте. Кому есть дело до двух тихих пассажиров седьмого вагона? — «седьмого вагона» он выделил, будто речь шла о вагоне, доставившем в апреле семнадцатого в Петроград Ленина сотоварищи.
— Вокруг нас тысячи глаз, вокруг нас тысяча ушей, — не унимался я. — Предположим — только предположим, — что у вас в Чернозёмске есть недруги.
— У меня? Недруги? Откуда?
— Мало ли… Кто-то мечтал стать директором ЦУМа, старался, потел, а место досталось вам. И он очень, очень расстроился.
— Вы меня знаете? — глаза его сузились, он поставил бутылочку на столик и пытливо посмотрел на меня.
— Помилуйте, Сергей Анатольевич, кто же вас не знает? Вас знают все. Если не в лицо, то уж слышали точно. Директор ЦУМа — это директор ЦУМа. А я вас видел в оперном театре. Я-то на балконе был, а вы в Третьей ложе, вместе с ректором университета и прочими важными людьми. Мне и показали, гляди, мол, вот с кем бы поближе познакомиться. Но никто, конечно, не решился.
— Вы тоже не решились? — поддел меня директор магазина.
— Жизнь захочет — познакомит.
— Разумно.
— Но я продолжу. Расстроился человек, и что?
— И что? — нарочито лениво спросил директор.
— И стал строить пакости и ловушки. Жизнь полна неожиданностей, и не всегда приятных неожиданностей. Взять хоть коньяк — и я снова взял бутылку. — Только соберётся человек выпить стаканчик-другой для лучшего расслабления, пустяковое, казалось бы дело, не в Кисловодск съездить, но и этого не может! То есть выпить-то он выпьет, а расслабления не получит: тут же в купе войдут представители власти, составят протокол, на ближайшей станции проведут освидетельствование на алкоголь, и —
— Ну… Как это можно узнать, пьём мы здесь, не пьём?
— Легко, Сергей Анатольевич, легко. Не инфаркт соорудить. Да вы и сами понимаете: голь на выдумки хитра, а в борьбе за сладок кус еще хитрее. Допустим, претендент на ваше кресло попросит кого-то подвести вас под монастырь. Взамен пообещает вечную дружбу и признательность, ну, или что там ещё обещают в подобных случаях. И этот кто-то обладает достаточными полномочиями, чтобы определить, что, где и когда.
— Это у кого же такие полномочия?
— Ой, Сергей Анатольевич, вы прекрасно понимаете: жалует царь, исполняет псарь, а кусает собака. И как собака укусит, так оно и будет. Чтобы помочь подняться повыше нужны генералы, но чтобы подножку поставить, хватит натасканной собаки, то бишь обыкновенного голодного лейтенанта. Особенно если за ним стоит другой генерал.
— Ну, с генералами понятно, генерал — это генерал. Его дело распорядиться. Но что-то я не вижу лейтенантов поблизости.
— Потому что лейтенант — боец невидимого фронта, его служба на первый взгляд не видна, да и на второй, и на третий тоже. Специфика работы.
— Но кроме вас и меня здесь никого нет!
— Следовательно… — я сделал паузу.
— Вы хотите сказать, что…
— Именно, именно, — я расстегнул пиджак, до этого времени застегнутый на все пуговицы, по случаю прохлады, и вообще — образ требовал строгости. Расстегнул, и достал из внутреннего кармана красную книжечку, раскрыл, показал. Фамилию как бы невзначай пальцем прикрыл, рано, но фотографию дал рассмотреть.
— Тогда почему вы не дали мне выпить? — задал нужный вопрос директор.
— Я не голодный, — я вернул удостоверение на место. Нет, кобуры на мне не было, невеликое это счастье — ходить в упряжи. Чувствуешь себя не Сивкой-буркой, а Холстомером.
— А как же генерал?
— Генерал сказал — на мое усмотрение.
— Непростой генерал.
— Да, он такой.
Директор помолчал, потом пришел к логическому выводу:
— Если вы не захотели, тогда что мешает нам выпить?
— Два капитана в соседнем вагоне. Кто знает, какие указания получили они?
Директор опять помолчал. Смотрел в окно, где по позднему времени видна была одна темнота, да скверное отражение нашего купе.
— Что бы вы мне посоветовали? — наконец спросил он.
— Что и себе. Спать. Москве нужны свежие головы.
Решили — сделали.
Я лежал, укачиваемый вагоном, стук колес был негромким, баюкающим. Лежал и думал.
Директор ни на минуту не усомнился, что против него существует заговор, да еще с привлечением госбезопасности. Потому что считает себя достойным заговора. Фигурой.