Караван в Ваккарес
Шрифт:
Ле Гран Дюк был не единственным человеком, который с таким интересом наблюдал за Боуманом. Прижавшись лицом к маленькому окну раздевалки, Сессиль не отрывала взгляда от лошади и седока, пока они не исчезли за поворотом. Она точно знала, что последует за всем этим. Ей не пришлось долго ждать. Через считанные секунды мимо окна пронеслись пятеро всадников — Кзерда, Эль Брокадор, Ференц и Серл; пятого цыгана она не знала. Во рту у нее пересохло, сердце заныло, и она едва не расплакалась. Затем отвернулась от окна и начала что-то искать среди множества висевших костюмов.
И почти сразу же нашла то, что хотела:
«Ну и хорошо, что его нет», — с грустью подумала Сессиль и подошла к окну.
Дневное представление закончилось, и люди по ступеням спускались вниз, переходили дорогу и шли к своим машинам. Сессиль направилась к дверям. Сменив свое платье на другой наряд, совсем не похожий на прежний, она совершенно изменила облик: стала неузнаваемой для преследователей Боумана, которых очень боялась, и, смешавшись с толпой, незаметно добралась до «ситроена».
Насколько можно было судить, никто не узнавал ее, когда она шла к машине, а если кто-то и догадался, то пока это никак не проявлялось. Когда Сессиль оказалась рядом с машиной, то огляделась, чтобы окончательно увериться, что никем не замечена, открыла дверцу и скользнула на сиденье. Вставив ключ в замок зажигания, она тотчас вскрикнула, больше от испуга, чем от боли, когда большая рука, подобно клещам, схватила ее за горло. Хватка ослабла, и Сессиль медленно повернулась назад. Мака стоял на коленях на заднем сиденье. На его губах играла злая усмешка, а в правой руке он держал нож.
Глава 9
Горячее полуденное солнце безжалостно посылало свои лучи на выжженную землю, на озера, болота, соляные равнины, на яркие пятна зеленой растительности. Мерцающая дымка — особенность Камарга — поднималась с соляных равнин и делала все вокруг призрачным. Четкие очертания местности создавали впечатление нереальности, усиливающееся тем, что вокруг не было вертикальных образований или каких-либо предметов, все было как бы прижато к земле. Все пустыни выглядят одинаково, но не так, как Ка-марг.
Шестеро всадников на взмыленных лошадях неслись диким галопом. С воздуха манера их передвижения могла показаться довольно странной и в величайшей степени загадочной, так как лошади не пробегали и двадцати ярдов по прямой, а постоянно сворачивали то в одну, то в другую сторону; но если смотреть, находясь на земле, то все становилось на свои места: просто местность была испещрена болотами. Некоторые по величине напоминали лужу, другие же достигали размеров футбольного поля. Именно это и делало продвижение по прямой практически невозможным.
Боуман прекрасно понимал, что находится в худшем положении, нежели его преследователи. Преимущество было на их стороне по трем причинам. Во-первых, он был окончательно измотан, о чем свидетельствовали его напряженное лицо, пятна крови и грязи; галоп держал его в постоянном напряжении, не
Все время нахлестывая свою теряющую силы лошадь, он и не пытался управлять ею. Положившись на опыт и врожденный инстинкт животного, которое лучше знало, где земля твердая, а где нет, он полностью доверился ему. Правда, сначала он пробовал управлять лошадью, но она сопротивлялась и самостоятельно выбирала дорогу, а он только терял драгоценное время.
Боуман посмотрел через плечо. «Безнадежно!» — понимал он сердцем, но смириться не мог. Умчавшись из местечка Мас-де-Ловэннель, он имел преимущество в несколько сот ярдов; теперь же расстояние между ним и преследователями сократилось почти до пятидесяти ярдов.
Пятеро преследователей рассыпались веером. Эль Брокадор скакал в середине. Он был таким же превосходным наездником, как и тореадором. Было ясно, что местность он знал отлично, так как время от времени отдавал краткие команды и рукой указывал направление, в котором должен был двигаться каждый всадник. Слева от Эль Брокадора скакали Кзерда и забинтованный Ференц, а справа — Симон Серл, внешний вид которого не вписывался в данную ситуацию, и неизвестный Боуману цыган.
Боуман посмотрел вперед. Но не мог разглядеть и намека на возможную помощь. Не было видно ни дома, ни фермы, ни одинокого путника — ничего. К этому времени его загнали так далеко на запад, что машины, проходящие по трассе Арль — Сен-Мари, казались маленькими черными насекомыми, ползущими по линии горизонта.
Боуман снова бросил взгляд через плечо. Расстояние сократилось до тридцати ярдов, не более. Преследователи теперь двигались не веером, а цепью. Они обходили слева, заставляя его все больше и больше отклоняться вправо. Боуман понимал, что это делалось с определенной целью, но, как ни вглядывался вдаль, понять смысл маневра не мог. Местность впереди была такой же, как и та часть, что он уже пересек. Прямо перед ним пестрел яркой зеленью участок травяного покрова около ста ярдов в длину и тридцати в ширину. Но за исключением размера, он ничем не отличался от сотни других, мимо которых он только что проскакал.
Боуман вдруг понял, что его лошадь совсем загнана. Еще немного — и она упадет. Вся в мыле, она тяжело дышала и была измучена не меньше, чем он сам. До пятна зеленой травы оставалось ярдов двести, и у Боумана внезапно возникла сумасшедшая мысль: хорошо бы поваляться на этой зеленой траве, в тени, тихим летним днем. И еще он подумал, почему бы не сдаться? Ведь конец этого преследования неотвратим, как сама смерть. Он бы и сдался, да только не знал, как лучше это сделать.
Боуман оглянулся. Цепочка из пяти преследователей изогнулась в форме полумесяца. Всадники теперь были уже в десяти ярдах от него. Боуман взглянул вперед: зеленое пятно немногим дальше — в двадцати ярдах. До него вдруг дошло, что Кзерда приблизился к нему на расстояние выстрела, и в сознании сразу возникла картина возвращения в табор цыган, среди которых уже нет Кзерды.