Караван
Шрифт:
– Нашёл общий язык? – подводя итог, прервал разговорившегося прапорщика лейтенант.
– Нашёл, – откликнулся прапорщик. – Как говорится в святом писании – в начале было слово.
– Да, – согласился лейтенант. – Какое оно красивое и цветастое. Ласкает слух. Жаль, что чужое.
– Старик говорит на дари – языке придворных, – пожал плечами прапорщик.
– Афганистан – страна баев и ручного рабского труда, – заметил Дёмин, пристально смотря на старца. – Откуда здесь взяться такому чуду?
– Здесь долгое время правила
– Твоими бы устами да мёд пить, прапорщик. Заговорил тебя дед. Встряхнись, приди в себя. Кто эти люди?
– Виноват, – спохватился прапорщик. – Это беженцы. Семья – отец, сын и дочь. Переходили границу с нашим караваном. Отстали по пути.
– Зачем они здесь?
– Хотят попасть в Кабул. Отец – ремесленник, знатный кузнец. Имеет виды открыть своё дело в столице.
– Что в мешках? Кузнечное оборудование?
Прапорщик задал вопрос кузнецу и вслед за ним начал отвечать.
– Мука, сухофрукты… Что? А, половина груза – это наш бакшиш, подарок, командир.
Внезапно из темноты послышался шорох. Раздалось недовольное блеяние. На тропе показался Куманёв, ведущий за собой упирающуюся козу.
– Они хотят знать, что с ними будет, – отвлёк лейтенанта от занимательного зрелища прапорщик.
– Они догадываются кто мы? – спросил Дёмин.
– Думаю, нет.
– Обещай им общий ночлег, наше гостеприимство и радушие. А дальше – видно будет.
Сын и дочь молча и внимательно выслушали отца. Кузнец Сулейман поведал сорокалетнему Касыму и семнадцатилетней Мадине, что всё худшее позади. Всевышний проявил заботу о них. Добрые люди, лишь с виду кажущиеся разбойниками, будут сопровождать и охранять их на дальнейшем пути. Дети приняли отцовские слова на веру. Препровождённые с караванной тропы на дно каменной впадины, они постарались расстаться со всеми страхами и занялись своими походными обязанностями. Лошади были разовьючены, накормлены, напоены, спутаны с козой. Вязанка хвороста дала жизнь костру. В казане, подвешенным над огнём, начала готовиться кукурузная каша. Трое путников, сев вокруг костра, приняли смиренный вид и положились на волю Всевышнего.
Лунный свет, озаряя ночное затишье, струился сверху. Языки пламени, взмывая ввысь, тянулись ему навстречу. Смотря в огонь, лейтенант мучился поисками истины. Кто перед ним – контра, её приспешники или вправду невинные мирные люди? Мельком он бросал взгляды на Сулеймана и Касыма, дольше задерживался на дочери в парандже. Неверный свет костра и луны, отражаясь от трёх скитальцев, говорил: всё возможно.
– Почему они сбежали с родины? – спросил он у прапорщика.
Архимед перевёл вопрос Сулейману. Старец ответил.
– Не надо, – отмахнулся лейтенант от перевода. – Я знаю ответ. Искали лучшей доли. А сейчас, когда Апрельская революция дала свои плоды, жизнь налаживается, они тут как тут. Готовы пользоваться всеми благами. Кузнец Сулейман и сыновья.
– Под
Лейтенант не обратил внимания на замечание.
– Я не знаю, кто ты, дядя, – сказал он Сулейману. – Свой ты или чужой. Но я душой чувствую – надо нам провести эту ночь здесь рядом с тобой. Утро вечера мудренее.
Кузнец внимательно выслушал лейтенанта. Лицо его отразило сопереживание. Казалось, и ему тоже не требовалось перевода. Произнеся вслух несколько слов, он умылся ладонями.
– Солнце полой халата не закроешь, – дублируя, сказал прапорщик.
Лейтенант пристально уставился на старца. Кузнец выдержал его взгляд.
– Мы поняли друг друга, – закончил разговор лейтенант. – Архимед!
– Я!
– Сегодня голод важнее каши. Береги себя. Смотри в оба.
Предрассветный час. Тишина. Мир торжествует на посту. Мгла рассеивается. Уходят прочь вчерашние события, страхи и тревоги. Беспокойство уступает место покою.
Крик вырвал его из тьмы. Сон исчез. Он открыл глаза. Распятый на камнях – навстречу взмаху кинжала. Удар нёсся прямо в сердце, считываясь по кадрам – неимоверно длинной и замедленной реальностью. Кинжал был близок, рассекая воздух, он жаждал встречи с плотью и не было ему преград, но в последний момент Олег успел сгруппироваться, принять позу зародыша и защитить сердце. Удар пришёлся в щит. Колени встретили запястье, пальцы разжались, клинок выпал из руки. Спасаясь, Олег покатился прочь.
Погоня в считанные мгновения настигла его. Звериной силой обрушилась сверху. Положила на лопатки и, одолевая, начала душить. Сопротивляясь, он попытался сбросить её. Увы – единственные помощники в этой позиции – ноги, махающие в воздухе подобно крыльям ветряной мельницы, были бессильны. Душитель находился слишком низко. Хрипя, Олег выгнулся дугой, собрался и использовал последнюю уловку приговорённого. Плевок. Реакция приподняла душителя. И ноги не подвели. Мах. Смыкаясь перед врагом, они отжали его назад вместе с захватом. Места поменялись. Теперь Олег находился в седле. Не стоило испытывать судьбу и тянуть время. И рядовой поспешил одержать победу над своим противником без удушения, одним движением, быстро и решительно, как учили – переломом шейных позвонков.
Со стороны впадины донеслась стрельба.
Подъём. Бег.
– Свешников!
Олег очнулся. Он стоял посреди места ночёвки. Дух жестокого побоища витал вокруг. У догорающего костра лежали трупы четырёх душманов. Архимед, склонясь, быстро и сноровисто обыскивал каждого. Сверху над противоположным краем впадины, фиксируя всё напряжённым взглядом сквозь автоматный прицел, маячил Куманёв. Сулейман, Касым и Мадина, обнявшись, жались к лошадям. Лейтенант стоял перед ним.
– Заснул на посту, Свешников? – спросил командир. Лицо его было бесстрастно. Глаза горели.