Карьера Ногталарова
Шрифт:
— Что сделать? — тихо спросила Гая-хала.
— Уходи из моей конторы, ищи себе другое место! Я с тобой работать не могу! — повторил он.
И в этот момент услышал от Гая-халы нечто неожиданное:
— И мне трудно работать с тобой, товарищ Ногталаров! Но я хочу работать только в этом учреждении. Если ты не можешь работать со мной, подай заявление и уходи на здоровье. Не ты принял меня сюда и вообще не имеешь права освобождать меня от работы!
— Что за разговоры?! Принял старый заведующий, а увольняет новый. Вот и все.
— Меня никто не принимал, меня привели сюда сражающиеся
Не дождавшись ответа Ногталарова, Гая-хала твердой походкой вышла из кабинета.
Товарищу Ногталарову нечего было сказать. Эта короткая речь Гая-халы привела его в ужас, особенно последние ее слова: «Рессоры, подковы! Удар ноги!..»
«На что она намекает? Что она хочет сказать? Может быть, предместкома знает, как я был ранен? А как она могла узнать это?»
Во власти этих мыслей товарищ Ногталаров посмотрел на себя в зеркало, покосился с тревогой на красную ленточку, красовавшуюся на правой стороне его груди, и погрузился в глубокую думу.
После этой беседы заведующий больше ни одного слова не сказал председателю месткома. Наоборот, товарищ Ногталаров стал побаиваться Гая-халы. Но ведь известно, что если преследующий проявит упорство, то убегающий очень быстро попадет ему в руки…
Однажды председатель местного комитета сама зашла к директору и без всякого вступления обратилась к товарищу Ногталарову:
— В местном комитете получены сведения о том, что некоторые точки не сдали на склады собранный лом.
Товарищ Ногталаров вздрогнул, вскочил с места, прервал ее:
— Откуда эти сведения?!
— Это не имеет значения. Комиссия, выделенная месткомом, проверила эти сведения и подтвердила их достоверность. В точках остаются несданными тонны лома. Там говорят, что этот металл задерживается по вашему распоряжению. Правда ли это?
Товарищ Ногталаров, развалившись в кресле, улыбаясь, заметил:
— Ну а как же? Распорядился, конечно, я.
— Почему?
— Эх, товарищ Гая-хала, тебе не понять моей политики.
— Какой политики?
— Некоторых моих соображений… Ты же знаешь, что в этом месяце наша контора план перевыполнила. Но ни ты, ни я не знаем, как будет обстоять дело в будущем месяце. Кто знает, что нас ожидает? Может случиться, что никто из жителей лома нам не даст. Как ты тогда выполнишь план, товарищ местком? Поэтому я распорядился, чтобы часть металлического лома придержали в качестве запасного фонда. Если в будущем месяце нам не сдадут достаточно лома, мы выполним план за счет запасного фонда. Вот о какой политике идет речь, товарищ Гая-хала! — Товарищ Ногталаров, очень довольный своим решением, откинув голову на мягкую спинку кресла, скрестил на животе пальцы рук.
— Знаешь ли ты, как называется подобный поступок, товарищ Ногталаров? — возвысила голос Гая-хала.
— Называется… политикой, товарищ местком!
— Нет, не политикой, а преступлением, товарищ
— Что ты сказала? — спросил Ногталаров, вскочив. — Может быть, ты думаешь, что, задерживая эту дрянь, я собираюсь отвезти ее к себе домой? Имей в виду — товарищу Ногталарову придется выполнять план не только в этом месяце, но и в будущем.
— Значит, бойцы наши на фронте против врага могут стоять невооруженными, пока мы здесь забавляемся игрой в выполнение плана? Немедленно прикажи точкам, чтобы они сдали весь лом. Фронт не может ждать. Народ жаждет, как бы скорее закончить войну, он хочет задушить, разгромить врага в этом году, в этом месяце, сегодня, но не завтра. Пока не поздно, отдай распоряжение, исправь свою ошибку, а то мы сами, без тебя, разрешим этот вопрос, и разрешим его иначе. Да так разрешим, что тебе, товарищ Ногталаров, не поздоровится.
— Без меня?! Вы? То есть кто именно? — Товарищ Ногталаров, задыхаясь, едва мог выговорить эти слова.
— Мы, работники конторы, профсоюз, районный исполнительный комитет и районный комитет партии… Сейчас же звони, чтобы сдавали! — указав на телефон пальцем, сказала Гая-хала.
Товарищ Ногталаров посмотрел в широко раскрытые страшные глаза женщины. Он поднял ручку телефона и под диктовку Гая-халы стал давать указания местам. Только после этого Гая-хала покинула кабинет заведующего. Товарищ же Ногталаров долго ворчал про себя:
— Без меня! Сами! Райком, исполком!..
Холодный пот выступил на его лбу. До этого дня он ни разу не представлял себе свое учреждение без себя. Подумать только, что она посмела сказать… А вдруг и вправду так случится, что без него обойдутся.
Страх охватил товарища Ногталарова. В этот день он не выходил из конторы, даже не ночевал дома, а просидел в кабинете в мягком кресле за своим спальным столом. Лучше ему лечь в гроб, чем видеть в своем кресле другого человека.
Днем товарищ Ногталаров нередко чувствовал себя, словно сидит на иголках. Ночью же ему чудилось, будто холодные струи проливного дождя обдают его ледяной водой. Но его не трогали.
«По-видимому, товарищ Гая-хала не такой уж плохой человек, не сообщила руководящим органам», — думал он.
Охватившее товарища Ногталарова лихорадочное беспокойство иногда утихало, но всякий раз при встрече его с председателем месткома оно давало себя чувствовать. Наконец не покидавшая его тревога привела к дядюшке.
— У меня к тебе дело, дорогой дядя. В аппарате моем есть женщина, с которой я не могу справиться. Помоги мне избавиться от нее.
Остановив на племяннике водянистые глаза, дядя состроил гримасу:
— Я считал тебя мужчиной… — И, пробормотав еще что-то, дядя высокомерно засмеялся.
Племянник понял: тут даже дядя помочь не может.
С этого дня товарищ Ногталаров расценивал Гая-халу как посланное ему коварной судьбой испытание.
«Аллах специально создал эту женщину, чтобы испытать меня и подготовить к продвижению вперед, — решил Ногталаров, успокаивая себя. — Но зачем он сделал ее матерью-героиней?»
На этот вопрос товарищ Ногталаров ответил так:
«Не мог же он послать мне жалкую, заурядную личность. Герою должна противостоять героиня!»