Карьера Ногталарова
Шрифт:
«Пропади ты пропадом, подхалим. Если твоя жена так заботится о тебе, почему ты каждый день ходишь обедать в столовую? Ничего, пусть это будет тебе уроком…»
Проходили дни. Миновал месяц. Управделами никак не мог приладиться к новому начальнику. Новый начальник в глазах Мильмильзаде как бы превратился в неприступную крепость, войти в которую можно было, только проложив подземный ход.
Наконец… В счастливый день, во время обеденного перерыва, нос управделами пощекотал приятный запах… из кабинета начальника. Мильмильзаде схватил папку с
— Срочный документ, — произнес он, едва переступив порог. — А, вы кушаете? На доброе здоровье. Если бы знал, я бы не беспокоил вас. Ладно, зайду потом… — Он, как бы собираясь уходить, протянул руку к двери.
Гылыглы, соблюдая приличие, предложил ему:
— Пожалуйста, угощайтесь.
Мильмильзаде давно ждал этого момента. Он ринулся к столу, придвинул стул и сел рядом с начальником.
— Раз приглашаете, надо покушать.
Он ловко оторвал кусок омлета, положил его на хлеб, посолил и стал набивать рот так торопливо, словно боялся, что его могут прогнать.
— Пех, пех, пех, как вкусно! Надо мне прийти к вам домой и вдоволь вкусить омлет, приготовленный моей сестрицей — вашей супругой.
Гылыглы вынул платок, вытер себе губы и пробурчал:
— Жена в больнице. К сожалению, она долго пробудет там. Омлет приготовила теща.
Мильмильзаде затараторил:
— Пусть аллах пошлет вашей жене полное исцеление. С его помощью она скоро поправится и вернется домой. И тогда мы попробуем приготовленное ею кушанье.
Гылыглы в это время думал:
«Дурак, сын дурака. Как будто он не может есть несчастный омлет у себя дома. Как будто мой дом ресторан».
На этом разговор не окончился. Через несколько дней он продолжался в этом же кабинете на… совещании. Гылыглы критиковал работу Мильмильзаде.
— Все это похоже, что вы, товарищ управляющий делами, хотите подвести меня.
Мильмильзаде вскочил с места. С деланным волнением, приложив руку к сердцу, застонал:
— Что вы говорите, товарищ Гылыглы? Разве я способен на такое? Это невозможно. Ведь мы с вами вместе вкушали хлеб-соль.
Наконец управделами произнес те слова, которые он долго вынашивал. Причем произнес их в присутствии всех заведующих отделами. Таким образом, он поставил точку на том, к чему стремился. Присутствующие на совещании исподтишка, глядя друг на друга, улыбались в усы.
— Все-таки достиг своего. Все же сумел влезть в душу.
Когда кончилось совещание, выходившие из кабинета начальника стали поздравлять Мильмильзаде.
— Ничего не поделаешь, — словно нехотя отвечал он. — Начальник не может без меня сидеть за столом. Позавчера пригласил меня в свой кабинет, говоря, что жена прислала ему вкусное блюдо. У него без меня и кусок в горло не лезет. Мы с ним как братья…
Прошло еще немного времени. Гылыглы заболел. Мильмильзаде после работы зашел в магазин, купил бутылку сладкого красного вина, а другую — белого, сухого. Принес бутылки домой, вылил вино в графин, получилась смесь. Взяв графин под мышку, управделами явился к начальнику домой, причем вошел так, как входят к близкому другу.
— Привет, товарищ Гылыглы! Что это такое?
Управделами проворно подтащил из угла тумбочку к кровати больного начальника.
Гылыглы горел словно в лихорадке. Мильмильзаде просто ошеломил его. Он даже не мог открыть рот и что-либо возразить. Его жена вынуждена была принести стаканы и закуску.
Мильмильзаде наполнил стаканы, чокнулся с больным и выпил за его здоровье. Затем налил второй стакан, а за ним и третий. Когда в графине уже было пусто, управделами встал на ноги, поцеловал вспотевшие щеки Гылыглы и покинул его, «забыв» опустошенный хрустальный графин.
Ночью больной бредил.
— За твое здоровье, брат мой!.. В моем управлении ты раньше всех навестил меня, — бормотал Гылыглы.
Через два дня Мильмильзаде вместе с женой направился к Гылыглы. Конечно, не с пустыми руками. Притащил с собой бочонок такого же вина и полдюжины цыплят. К слову похвалил омлет «сестрицы», который он отведал в кабинете ее мужа. Хозяйка, услышав, к чему клонит Мильмильзаде, приготовила то, чего желал гость, накрыла стол, и, одев больного, посадила его за стол. Выпили за жен, которые стали уже «сестрами». За мужей, ставших «братьями-близнецами». Поговорили о том о сем, в том числе и о работниках управления. Не о работе, а о работниках. В частности, разговор зашел о заместителе начальника, о секретаре парткома, о председателе месткома. Говорили о них худо. По инициативе управделами. В полночь Мильмильзаде и «больной», шатаясь, распрощались.
Больной не скоро, но выздоровел. Мильмильзаде сразу же пригласил его к себе в гости. На этот раз братья расстались под утро. Утром управделами опоздал на работу, а начальник и вовсе не явился.
Теперь они называли друг друга ласкательно, по имени.
— Что это за отчет ты составил, Мириш? Опять хочешь меня подвести?
— Что ты говоришь, Гулуш? Так неудобно говорить. Ведь мы с тобой хлеб-соль делили, друг за друга выпивали. Мы же друзья по дому. Этот отчет… просто ошибка…
Не проходило недели, чтобы такие диалоги не повторялись. Но все имеет свой конец…
Гылыглы как-то пошел в министерство розовый, веселый и вернулся оттуда весьма побледневшим и тотчас вызвал к себе управделами. Бросив на стол бумагу — документ, он стал говорить с Мильмильзаде тем же языком и тоном, как в первый день их встречи:
— Что это вы за отчет составили, товарищ управделами?
Мильмильзаде почувствовал неладное. Мельком взглянув на документ, который был ему хорошо знаком, с серьезным видом ответил: