Карета призраков
Шрифт:
— А вы останетесь здесь и забудете меня? — вопрошал де Мори.
Леонора замотала головой, по щекам её струились слёзы.
— Моя королева, моя добрая фея, мой лучезарный ангел! — воскликнул виконт, внезапно припав на одно колено. — Выслушайте мою клятву. Даже если вы не хотите позаботиться о своём спасении, всё равно вы будете спасены! Вы не сердитесь на меня за эти слова? Вы видите: я готов навлечь на себя даже ваш гнев.
— Если вы ради меня вовлечёте себя в беду, я действительно рассержусь. Ах, Жаннет, в чём дело?
—
— О, Боже! Прощайте, Бернар! Если она узнает, она убьёт меня.
Леонора стремглав побежала по траве, а виконт де Мори провожал взглядом её белую фигуру, пока она не скрылась за дверью. Затем он надвинул на лоб фетровую шляпу и медленно, осторожно двинулся в обратный путь. Спускаясь с холма, он почти забыл о своей неудаче: необходимость побуждала его строить новые планы. Какие бы трудности и опасности ни сулило будущее, Бернара воодушевляла уже одна мысль о том, что нежная, застенчивая дева из замка Гру оказалась вполне достойна его выбора. Он не сомневался, что его преданность и отвага будут вознаграждены.
IV
На следующий день после полудня в большой гостиной собрались на семейный совет. Леонору на него не пригласили; она сидела у камина в гостиной маркизы и вышивала за пяльцами, когда вошла молодая графиня, её кузина, и остановилась у камина, чтобы погреться; было видно, что её пробирает дрожь.
Леонора никогда не испытывала симпатии к младшей из дам де Гру, которая обыкновенно вела себя как дитя, с той лишь разницей, что была лишена детской привлекательности. Однако, теперь взглянув на её лицо, Леонора заметила на нём новое, дотоле невиданное выражение. Раскрасневшаяся, возбуждённая графиня смотрела на неё с необычайным беспокойством; в глазах у неё застыли слёзы, а дрожь в теле не унималась.
— Что случилось, кузина? — спросила Леонора. — Ты из гостиной? Что они решили?
— Ах, это просто ужасно. Уверяю тебя: если каким-то чудом я переживу эту ночь, то после неё остаётся только умереть от ужаса. Да, я знаю, мне должно быть стыдно. Тебе легко удивляться. Ты полагаешь, что во всём доме только ты одна подвержена страху и малодушию. Во всяком случае, так всегда говорит наша бабушка. Ну вот, теперь ты не одинока.
— А что произошло? — удивилась Леонора.
— Отъезд намечен нынче ночью, дитя моё. Ты только представь себе! Какая ужасная это будет сцена. И знаешь, карету подадут не к парадному крыльцу, а вон на ту лужайку. И поедем мы, вообрази, по просёлочной дороге, чтобы держаться подальше от деревни. Это бабушка и шевалье де Мазан придумали. Что ты на это скажешь? По-моему, что может быть хуже? Но разве мой голос что-нибудь значит! Маркиз де Гру во всём беспрекословно подчиняется своей матушке; у младшей маркизы де Гру вообще нет собственного мнения, а Франсуа никогда не станет спорить с Ксавье де Мазаном. Такова наша семейка. Впрочем, если ты решишься поговорить с Ксавье, может
— Дорогая моя, ты глубоко заблуждаешься. Я никто в этом доме.
Положив иглу, Леонора посмотрела на полыхавшие в камине дрова. Короткий день скоро перейдёт в сумерки, настанет вечер, а там решится: жизнь или смерть. Графиня, стоявшая рядом, являла собой разительную противоположность мечтательной грации Леоноры: маленького роста, с напряжённой деревянной осанкой, высокие каблуки и копна густо напудренных волос
— Но почему тебе не нравится их план? — не поднимая глаз, спросила Леонора.
— Ах, я не выношу темноты, — в раздражении проговорила графиня. — Поверишь ли, я боюсь. Эти ужасные факелы. Мне кажется, это гораздо опаснее, чем путешествовать днём. И потом такой холод! Как жаль, что мы не можем остаться здесь. Не думаю, чтобы нас кто-нибудь тронул. Если они только посмеют, они будут самыми последними негодяями, неблагодарными свиньями. Скажи мне правду, Леонора: ты думаешь, нас пропустят?
— Не знаю. Полагаю, что нет.
— В таком случае, в этом будут виноваты эти противные де Мори.
Маленькая графиня не на шутку испугалась, увидев, как гневно заблестели глаза кузины, обыкновенно такой кроткой и робкой.
— Ты не имеешь права обвинять их в чём бы то ни было! Если бы в их власти было спасти нас, мы были бы уже в безопасности, хотя, разумеется, мы не достойны таких знаков внимания с их стороны. Если бы о знатности судили по заслугам человека, де Мори были бы самым знатным родом во Франции.
Графиня пожала плечами и рассмеялась.
— Что я слышу, Леонора, дитя моё! Вот это мило! Твой энтузиазм достоин похвал. Но позволь дать тебе добрый совет: постарайся, чтобы Ксавье де Мазан не услышал от тебя подобные речи.
— Услышит он — не услышит, какое мне дело! Мне это совершенно безразлично, — объявила Леонора. — Если неминуема гибель, если суждено расставание с этой жизнью, по крайней мере, утешительно, радостно сознавать, что ты встречала на этой земле что-то воистину доброе и благородное.
— Бог мой, сестра! — воскликнула кузина на сей раз уже серьёзным тоном. — Твои речи неприличны и не к лицу благородной девушке. Уверяю тебя, можно даже подумать, что ты влюблена в молодого де Мори. Но я не настолько неучтива, чтобы перессказывать кому бы то ни было твои слова. Только прошу тебя, будь осторожна: хоть немного сдерживай свои чувства.
— С какой стати я должна их сдерживать, особенно теперь! — сказала Леонора, устремив на графиню решительный взгляд. Глаза у неё сверкали, но лицо и голос не выдавали волнения. — Если ты сама обо всём догадалась, что же, пусть все знают. Да, я люблю его! Люблю всем сердцем. И я бы предпочла сегодня ночью умереть, чем, бежав из страны, выходить замуж за… Ах…
Голос у неё внезапно осекся, сдавленный стон, похожий на рыдание, вырвался из её груди, и она закрыла лицо руками.