Карибские каникулы

Окунь Михаил Евсеевич

«Господи! — подумал он, — это не я ее взял, а она меня! Вот уж и впрямь наездница».

Когда все кончилось, он заметил, что еще несколько пар, зайдя в воду, занимаются тем же самым. Живописные сцены может наблюдать местная подводная фауна — если, конечно, эта живность способна видеть в темноте!

Потом они сидели на песке, и она рассказывала.

— В интернате у девушек даже было соревнование по сексу.

— Что значит «соревнование»?

— Кто больше наберет опыта…

— Ну и как, не отставала? —

с некоторой ревностью поинтересовался он. Она пропустила колкость мимо ушей.

— Раньше у нас девушек выдавали замуж в тринадцать-четырнадцать лет. И еще считается — чем раньше это произойдет с парнем, тем скорее он станет настоящим мужчиной.

Он откинулся назад и почувствовал затылком тепло остывающего песка. В гостиницу он попал в три часа ночи. Они с Алисией условились назавтра в семь вечера встретиться на том же перекрестке.

Рано утром раздался требовательный стук в дверь. «Грядет час расплаты!» — подумал он и без вопросов открыл дверь. В коридоре стояла симпатичная женщина лет сорока и молодой улыбающийся кубинец.

Наконец-то прояснился вопрос с фондом. Оксана, бывшая соотечественница, а ныне гражданка «самостийной Украины», была представителем фонда на Кубе, а молодой человек — ее шофером. Оказывается, в начале этого года в поле зрения гуманитарной комиссии фонда попала его книга стихов для подростков на русском и английском языках. И правление решило предложить ему выступить перед детьми, пострадавшими от чернобыльской катастрофы, — по приглашению Кастро они бесплатно отдыхали и лечились в санаториях на побережье. Как пелось когда-то в песне, «Грациас, Фидель!»

— Машина внизу, — сказала Оксана.

— Хорошо, десять минут на утренний туалет и сборы. К семи вечера я буду в Гаване?

— Нет, что вы! Мы привезем вас обратно только через три дня, накануне отъезда — ведь запланировано несколько выступлений в разных санаториях. А гостиничный номер останется за вами.

«Так-то, дорогая Алисия, — похоже, сегодня с перекрестка уведу тебя не я, а увезет какой-нибудь шестисотый „мерседес“.»

Выступления прошли ни шатко, ни валко — опыта работы с детьми у него практически не было. Впрочем, реагировали они живо.

По окончании «турне» Оксана в выспренних выражениях поблагодарила его за «выполнение важной благотворительной миссии». А он уже рвался обратно в Гавану — предстоял последний вечер на Кубе. Удастся ли еще раз увидеть Алисию?

Едва ополоснувшись с дороги, он кинулся на знакомый перекресток. Впереди в сумерках темнела фигура — как ему показалась, знакомая.

— Алисия! — выкрикнул он, не доходя шагов десяти. Женщина обернулась — на него недоуменно смотрела пышная негритянка…

Как безумный, рыскал он по вечерним улицам Гаваны, но Алисии нигде не было. Часы показывали одиннадцать вечера. Все! Завтра

утром чертов самолет унесет его в дождливый питерский август.

Он добрел до своей гостиницы. В номер подниматься не хотелось. Он зашел в бар.

Столики в небольшом помещении лепились по стенам, а на освобожденном в центре пятачке под жгучие карибские ритмы, во всполохах допотопной цветомузыкальной установки извивалось десятка два гибких юных женских тел — мужчин почти не было. Он пригляделся — и его бросило в жар: лучшей среди неутомимых танцовщиц была… Алисия. В платье того же покроя, но лимонно-желтого цвета, с глубоким вырезом. Возбужденная улыбка, призывно мерцающие глаза, разметавшиеся волосы…

Он сел за свободный столик и заказал коктейль. Ему показалось, что Алисия увидела его, но упорно делает вид, что не замечает. В голове заметались безнадежные отрывочные мысли: «Всё правильно! Размечтался, идиот! Ей чуть за двадцать, ты вдвое старше. Прошло три дня — а она, наверное, и что вчера-то было не припомнит. Урвал свое, и будь доволен».

Он выдернул соломинку из высокого стакана, в раздражении смял ее и швырнул на пол. Залпом выпил пойло под названием, конечно же, «Огни Гаваны». Тупо уставился в блестящую поверхность стола. К чертовой матери всё!

Когда он поднял взгляд, то напротив увидел ее. Она сочувственно улыбалась, будто спрашивая: «Ну зачем же так?», — а вслух тихо произнесла:

— Ты говорил, что остановился в этом отеле. Я прихожу сюда третий вечер…

Они поднялись в номер. Пожилая дежурная зыркнула черным глазом. Вот ведь социалистический рудимент — дежурные по этажу! Стучит, наверное, помаленьку в свою кубинскую ЧК. Впрочем, вероятно, «за распутство» в застенок не определят. Хотя как бы Алисии все это не навредило.

…Они впали в какое-то сексуальное безумие. В паузах Алисия капризно говорила: «Ты опять мокрый!» — и вылизывала ему уши, подмышки, живот, пах…

Под утро она приблизила к его глазам свои, уперлась лбом в его лоб:

— Знаешь, у меня было много парней и мужчин, но ты… Я сейчас скажу тебе то, что никому не говорила, слушай — я люблю тебя! Может быть, уже давно, с того дня, двенадцать лет назад…

Он онемел.

— А ты когда-нибудь говорил это?

— Говорил, Алисия, и не раз — но почти всегда неискренне.

— Вот и мне скажи — пусть опять неправду.

— Верь или нет, но на сей раз это будет правдой — я тоже тебя люблю!

Она уткнулась лицом в его грудь.

Пора было подниматься — Алисия торопилась на дежурство в больницу, а ему пора было двигать в аэропорт.

— Дай мне свой адрес, — попросил он.

— Не могу. Лучше ты мне — я напишу тебе письмо, а потом приеду.

— Но как?… Сложности разные… Скорее всего, не получится… — забормотал он.

— Какой-то ты… неверящий. Нет, не то слово.