Карибский круиз
Шрифт:
— Ой, да перестань, Элен! Это его работа. Ну пусть он нас щелкнет, — смилостивилась Джеки и обняла нас с Пэт за талию для группового снимка.
— А я как раз надеялась, — прошептала Пэт, — на корабельного фотографа. Я забыла свою камеру, а ведь надо же привезти фотографии домой детям.
Детям! Мое сердчишко сжалось, как всегда бывает при воспоминании о малышке Люси Ковецки. Ее настороженные карие глазки, мягкие светлые кудряшки, задумчиво-проницательное выражение ее личика… Я подумала, как она себя чувствует без матери, оставшись на неделю с отцом. Счастлива
— Ну ладно, щелкайте, да побыстрее, — разрешила я. — И сделайте для меня парочку, — я подумала, что стоит привезти одну специально для Люси. От ее тетушки Элен.
Мы радостно произнесли «чи-и-и-з», фотограф сделал снимок, после чего наконец можно было двинуться дальше, в глубину корабля. Не тут-то было! Нам противостояла фаланга официантов с подносами спиртного, так сказать, «с прибытием». В высоких бокалах пенилась желтого цвета мешанина с какими-то розовыми зонтиками и черными вишенками.
— Не желаете ли замечательный холодный «Майами-вамми»? — предложил нам один из официантов.
— А это что? — поинтересовалась я, навсегда отказавшаяся от употребления яичных белков, сливок и прочих носителей преждевременной смерти.
— Да какая разница! Все равно оплачено! — Джеки уже схватила один бокал и жадно приложилась к нему.
— Напитки бесплатно! — подтвердил официант. — Стакан — нет. Это наш специальный сувенирный бокал. Всего пять долларов!
Пять долларов? Бокал точно такой же, как в любом баре любого отеля, только на этом красуется логотип «Принцессы Очарование» — красная туфелька на шпильке, попирающая золотую корону.
— Хочешь выпить, Пэт? — быстро спросила Джеки, пока официант не двинулся дальше. По моему лицу она уже поняла, что я — пас.
Пэт выдержала свои обычные десять секунд и приняла решение.
— Да.
Официант протянул ей бокал «Майами-вамми». Поблагодарив, она веско произнесла:
— Этот бокал будет замечательным сувениром детям.
Во время любого нашего отдыха Пэт неукоснительно соблюдала одно правило: все, что не прибито гвоздями, является сувениром — фотографии, открытки, стаканы, подставки для бокалов, шариковые ручки, блокнотики, меню, а особенно — шоколадные монетки, которые в приличных отелях кладут тебе на ночь под подушку. Я не раз задумывалась, что делают ее дети со всем этим барахлом, которое Пэт стаскивает в дом.
Она только было приготовилась пригубить свой «Майами-вамми», как человек, торопливо шедший сзади, буквально врезался в нее, отчего почти все содержимое бокала оказалось на ее кофточке.
— Ай-яй! — воскликнула Пэт в полном смущении, словно
— Пожалуйста, простите меня, ради Бога! — с мольбой воскликнул он, едва не падая перед Пэт на колени. — Я порой бываю так неловок! Я глубоко сожалею.
— О, да ничего страшного, — успокоила его Пэт, слегка покраснев. — Я понимаю, вы не хотели.
— Я правда не хотел, клянусь Богом! — он сложил ладони перед собой и зачастил с такой скоростью, что у меня забилось сердце. — У меня и в мыслях нет толкать женщин или их стаканы. Наверное, это потому, что я никогда раньше не был в круизе, а мне сказали, что надо быть на борту к часу дня, и я поверил им на слово и очень боялся опоздать. Вот видите, я вовсе не старался нарочно врезаться в вас и доставить неприятности. Пожалуйста, простите меня!
Ну и речь, подумала я. Этот человек просто не находил себе места от раскаяния. И как ему, должно быть, чертовски жарко в этом темном костюме-тройке! Одет он был скорее как служащий банка, а не как пассажир туристского лайнера.
Он был невысок, энергичен, с тонкими губами и тоненькой полоской усов. Коротко подстриженные черные волосы с челкой блестели, как начищенный ботинок. Сорок с небольшим, прикинула я. Или около пятидесяти.
— Меня зовут Алберт Муллинз, — представился он, в то время как Пэт продолжала промокать платком свой обширный и обильно политый «Майами-вамми» бюст. — Разрешите, я помогу вам.
Совершенно забывшись, он протянул руку и едва не прикоснулся к груди Пэт в отчаянной попытке хоть как-то помочь или загладить свою вину, но в последний момент, видимо, сообразил, что делает уже нечто совсем неприличное и покрылся пунцовыми пятнами, отчего бедняжка Пэт тоже стала пунцовой.
— Я отдам блузку в химчистку, — проговорила она, взяв себя в руки. — Прошу вас, не стоит беспокоиться! — Переведя дух, Пэт назвала ему свое имя, а затем представила и нас с Джеки.
— Рад с вами познакомиться, — кивнул он, — хотя предпочел бы, чтобы наше знакомство состоялось не столь неуклюжим с моей стороны образом. — Затем он бросил взгляд на свой собственный костюм и вне всякой связи с предыдущим добавил: — Пожалуй, я слишком вырядился, не правда ли?
— А мы и не заметили, — не без нотки сарказма заверила его Джеки.
— Дело в том, что по проспектам, которые я читал, мне показалось, что на «Принцессе Очарование» все очень официально. И я почувствовал, что надо надеть лучший выходной костюм.
— Вы прекрасно выглядите, лапочка, просто великолепно! — воскликнула Джеки, а, когда он отвернулся, закатила глаза. Ясное дело, ему не удалось распалить в ней страсть, как это произошло в случае с Генри Причардом. Для нее он был слишком мягок, слишком чудаковат, непрактичен, слишком легковесен. Она предпочитала крупных и мускулистых мужчин, чьи габариты, сила, властность видны невооруженным глазом.