Карибский реквием
Шрифт:
– Отойдите. От вас воняет потом, я этого не люблю.
Эта старая развалина напоминала карикатуру на колонизатора. Даг, несмотря ни на что, ему улыбнулся.
– Послушайте, сэр, я пришел сюда не нападать на вас и не оскорблять. Ваш адрес мне дал отец Леже.
– Thatdickhead? [31] Совсем спятил со своими старыми святошами… Садитесь, вы заслоняете мне солнце.
Наконец-то! Даг направился к плетеному ивовому креслу, даже на вид очень неудобному.
31
Этот
– Хотите кюрасо?
Даг согласился, и старик выдал ему дозу напитка, которой хватило бы, чтобы уложить быка.
– Ice?
– Нет, спасибо, льда не надо, я так хорошо.
– Итак, вы что-то вроде младшего полицейского на подхвате. И вкалываете вы для дочери Дюма. So,what'stheproblem? [32] Я вас предупреждаю: если она ищет со мной ссоры, ничего у нее не выйдет. Я всегда хорошо выполнял свою работу. Всегда, так ей и передайте!
32
Так в чем проблема? (англ.)
Даг был озадачен.
– Да она ни в чем вас не упрекает! Она просто пытается найти своего отца.
– Мальвуа? Он давно умер.
– Нет, другого, настоящего.
– А, этот таинственный трахальщик! Ну и какого черта? Деньги?
– Не знаю. Она хочет его найти, такова моя задача, она мне за это платит. Я и подумал, возможно, вы что-нибудь знаете.
Джонс хохотнул поверх стакана:
– Ничего вы не подумали. Вы просто обнюхиваете все следы подряд, как собачонка. А чего вы ждали? Давайте! Задавайте вопросы!
Он налил себе еще один стакан кюрасо, между тем как Даг свою порцию прихлебывал с осторожностью.
– Ну что ж… Лоран Дюма что-нибудь рассказывала вам об этом человеке… своем любовнике?
– Профессиональная тайна, дорогой мой, даже если клиентка уже мертва, – отразил атаку Джонс с удовлетворенным видом.
Какой неприятный старикашка! Даг приложил все усилия, чтобы не показать свое разочарование.
– Возможно, она вам рассказывала что-нибудь, так сказать, за пределами вашего медицинского кабинета.
– Понимаю, куда вы клоните. Нет, она никогда мне ничего не говорила. Здравствуйте, до свидания, вот и все. Я в ту пору был женат, а она жила одна, и жила, так сказать, своими прелестями… Я избегал задерживаться у нее, followme? [33] Что-нибудь еще?
Он протянул почти пустую бутыль Дагу, который предпочел на этот раз отказаться:
– Нет, спасибо. Я допью это и уйду.
– И скатертью дорога! Доставайте своими вопросами кого-нибудь другого. Только у меня и дел – разговаривать о Лоран Дюма! Особенно учитывая все неприятности, которые потом на меня свалились.
33
Вы следите за моей мыслью? (англ.)
– Какие неприятности? – мгновенно насторожился Даг.
– Можно подумать, вы сами не знаете! Да что она там думает, эта дочка Дюма? Если бы тогда могли доказать, что вскрытие было сделало халтурно, кое-как, меня бы с работы вышвырнули. Этот чертов ублюдок Родригес пытался все свалить на меня, чтобы заполучить мое место. Черномазый интриган и притворщик. Как раз позавчера копыта отбросил. И правильно
Даг перестал дышать, чтобы не пропустить ни единого слова из этого словесного потока Джонса, который щедро налил себе еще, явно довольный, что у него нашлась такая внимательная аудитория.
– Нет, вы представляете, этот кретин утверждал, будто ее сначала задушили, а уже потом повесили! Он хотел, чтобы было проведено полное вскрытие! И это притом, что работы было невпроворот! Да пошел он к чертовой матери, карьерист вонючий! Ну, там ушиб, здесь синяк, ну и что? Wecouldn'tgiveafuck! [34] Девка занимается проституцией и пьет к тому же. Если бы у нее не было синяков, вот это было бы странно, а? Я, конечно, его отчет на помойку выбросил. Нужно было хоронить, стояла жара, ну и потом это как-никак жена Мальвуа. Представьте себе, какой бы мог разразиться скандал. Да и кому охота разводить бумажную волокиту. К черту все эти бумажки, отчеты, для медицины это смерть, дорогой мой. Так что говорю вам четко и ясно: шантаж со мной не пройдет, так и зарубите себе на носу!
34
Да наплевать на это! (англ.)
Даг смотрел, как Джонс болтает в воздухе бутылкой кюрасо; его большой красный нос стал еще краснее от возмущения, усы топорщились. Итак, рапорт о вскрытии был сляпан кое-как или даже подделан. Это был уже второй намек на возможное убийство. И – какая незадача – этот самый Родригес, порядочный и усердный помощник врача, как раз только что скончался. Расследования, проводимые среди людей пенсионного возраста, подразумевали, увы, эту слабую сторону: главные действующие лица могли испариться в любую минуту. Джонс, похоже, был уже никакой: лицо опухло от алкоголя, глаза остекленели, весь во власти своих воспоминаний и своего гнева, который, судя по всему, не отпускал его двадцать четыре часа в сутки. Даг наклонился вперед, стараясь задержать дыхание, потому что от кислого запаха, исходившего от старика, его мутило.
– А этот Родригес не пытался вам причинить неприятности?
– Еще бы! Он же хотел повышения по службе, ему нужна была моя поддержка, он бы и рад меня утопить, да кишка тонка… Он попросил перевода на Гваделупу, этакое многостороннее соглашение, вот так все и решилось. Я не могу работать с карьеристами, а он во всем мне противоречил: ты ему слово, он тебе два, такой всезнайка, как будто он белый. Вас я не имею в виду, но вы меня понимаете…
Если Даг что и понимал, так это то, что он с удовольствием разбил бы ему рожу, врезав как следует своим рейнджерским ботинком; он нервно ломал себе пальцы, между тем старик все не мог остановиться:
– Представляете, он даже направил копию своего рапорта в Инспекцию по делам санитарного и социального надзора. Кто там тогда этим занимался? А, ну да, Лонге, мы с ним еще вместе в армии служили; так вот, Лонге этот рапорт выбросил в корзину, и нет его… И потом, даже если эту самую Лоран Дюма и вправду убили, ну, сделал какой-нибудь пьянчуга свое дело, и что дальше? Стоило ради этого весь остров на уши поднимать, особенно в семьдесят шестом, когда тут чуть было гражданская война не разразилась, вы же понимаете?