Карл, герцог
Шрифт:
Герхардт втихаря прирезал двоих французов, зевавших поблизости. Но его быстро зашикали.
19
Всё вышло наихудшим образом. Половина вняла Пиччинино, спешилась и полезла под ядра, половина решила «пошел ты на» и, проехав лишних триста метров, неспешно погнала своих коней по склону холма вверх. Здесь им вообще никто не препятствовал, если не считать двадцати косых лучников под началом Александра, Жака и Пьера.
В лагере были всего две сотни пехотинцев
Как назло, при четвертом выстреле одну из пушек разорвало, и ладно бы просто убило пару-тройку солдат, но толстая елда казенной части, полная крохотных угольков стрельбового шлака, влетела в бочонок с порохом. Сверхновая.
Не понимая куда подевалась лошадь и какое сегодня тысячелетье на дворе, полуослепший Никколо шарил в снегу, силясь сыскать малахайку.
Вяло перебирая ладонями и коленями, он развернулся на месте, как заправский танк. Здесь лежала его лошадь. Её брюхо было распанахано длинным отколом бронзы. В дымящемся красном снегу Никколо наконец углядел малахайку. И, не смущаясь её видом, торопливо натянул на голову. Сильно мерзла макушка.
Никколо поднялся на ноги и, напрягая зрение, сообразил, что бургундские лучники вперемешку с канонирами пробегают мимо него, открывают рты, что-то испуганно говорят и кричат. Никколо тоже закричал и ткнул ближайшего лучника кулаком в живот. Тот обиженно отшатнулся и побежал дальше.
На гребне вала разом появилось множество кондотьеров. Они захлебывались восторженным воплем, глядя на ровные ряды нарядных шатров, что ещё пять минут назад казались несбыточной мечтой, а теперь совсем близко.
Рядом с большой черной проплешиной, среди тлеющих щепок, стоял одинокий пижон в длиннополой шубе и татарской лисьей шапке. Двое кондотьеров справа от Пиччинино разрядили в него свои арбалеты.
– Надо было в глаз бить, чтобы мех не попортить, – попенял первый второму.
– А сам, – огрызнулся второй.
20
Александр выстрелил почти в упор и в пятый раз за сегодня попал. Итальянец неестественно ровно замер в седле, подтянув поводья к животу, в котором торчала стрела. Дольше оставаться здесь было бессмысленно, потому что кондотьеры уже просочились повсюду, и ему за спину тоже.
Александр быстро побежал в лагерь, где можно было спрятаться среди разного барахла и молиться о спасении.
Александр недоумевал: ну куда же смотрит отец? Что он себе там думает в чистом поле? Ведь ещё полчаса – и кондотьеры раскатают лагерь по бревнышку! Бургундам будет не во что переодеться, нечем отужинать и нечем укрыться.
Впереди уже горела целая улица палаток. Трое итальянцев, вывалив из шатра с черным орлом, остервенело сдирали с большой инкунабулы серебряный оклад. Александр поспешно юркнул под воз, который зачинал обширный парк колесной техники.
Длинный лук не очень-то помогал ползти, но он не отважился расстаться с ним, закинул его за шею и достал на всякий случай
Моя радость, как сказал бы Эдвард, Александр и ему подобные были кондотьерам безразличны. Особенно в тех случаях, когда не мешали рыться в чужом добре. Поэтому он спокойно достиг конца поезда, в котором оказалось едва не сорок возов и артиллерийских передков, и обнаружил себя неподалеку от разгромленной батареи Никколо.
К удивлению Александра, там всё ещё было довольно много кондотьеров, хотя, казалось бы, самое интересное находилось дальше. Тут Александр вспомнил, что канониры были людьми в среднем зажиточными и щеголяли по лагерю кто в трех купеческих перстнях червлёного золота, кто в шарфе с крупной рубиновой брошью – вроде как память от невесты, оставшейся не то в Мантуе, не то в Падуе, кто теперь упомнит. И вот, самые башковитые кондотьеры сообразили, что вглубь лагеря лучше не лезть – кто его знает, что там за базар – а себе дешевле подобрать разную мелочевку с перебитых канониров.
Но где же отец, где его верные капитаны?!
В десяти шагах перед Александром лежал зарубленный безвестным добрым молодцем мародер. А у самых его сапог догорал огромный костер, из которого канониры пополняли угольями свои жаровни.
Александр оценил острым глазком скромные запасы пороха на батарее. Там опрокинутый бочонок, сям бочонок, вычерпанный до середины… И только в одном месте рядышком стояли аж четыре, причем один только успели раскупорить. Так он и остался подмигивать Александру темно-серым нутром.
Рядом с этим скромным бутоном лилии пиршества валькирий двое кондотьеров – один сивый и коренастый, другой рыжеволосый и поосанистей – со всех сторон изучали роскошную шубу, которую Александр сразу же узнал.
Каждому лучнику полагалось на начало боя иметь в колчане пять зажигательных стрел. В отличие от обычных, они были обернуты паклей, а близ оперения обмотаны толстой ниткой, чтобы лучник мог на ощупь определить, что он там вытаскивает. Александр обнаружил, что, естественно, три зажигательных стрелы он в суматохе успел употребить не по назначению, как обычные бронебойные, но две остались при нем. Итак, выскочить отсюда, пробежать десять шагов, швырнуть стрелы в огонь, пустить в раскупоренный бочонок одну и вслед за ней для верности вторую. Как полетят сивые клочья!
Александр подумал, что его обязательно убьют. И, самое обидное, отец никогда не узнает, кто и зачем совершил этот замечательный подвиг, подорвав прорву кондотьеров.
Александр выскочил из-под воза, достиг костра даже быстрее, чем в мыслях, стрелы занялись одна веселей другой. Он натянул лук.
Но подле бочонков с порохом уже никого не было. Зато гребень вала расцветал бургундскими копейными значками. Посланная Карлом кавалерия де Ротлена наконец-то прибыла тушить пожары и хоронить канониров.