Карл, герцог
Шрифт:
Карл огляделся. Он любил высокие стены. Старую кладку. Тепло, исходящее от камней. Запах цементной пыли, выщербленные, вытертые ногами ступени. Радости ранней урбанистики он предпочитал всякой пришвинской идиллии.
– Гибор, скажите, отчего Вы не живете прямо здесь, разве здесь не хорошо? Если исключить запахи, здесь лучше, чем в деревне.
Живое лицо Гибор обратилось к Карлу и Карлу показалось, что после той аптечной баночки-мензурки в глазах его новой знакомой появились благодарные проблески.
– Мы используем крепость только для хозяйственных
– Что за нужды?
– Разводим, вот, живность. Здесь им прохладней, чем в деревне. Там слишком жарко. Свинья не может нагулять сало, когда ей жарко, – Гибор указала мизинцем на свинью с тициановской истомой в очах. Она лежала в пыли в окружении десятка сосунков.
Впечатлённый Карл внимательно рассмотрел животное. Как бы зевая, свинья отрыла зубастый рот. Может укусить. Они, оказывается, тоже дают молоко.
– А что сало?
– Сало? У нас маленький гешефт насчет этого сала.
– Да ну?
– Да. Видите ли, мы с мужем много путешествовали. Объехали пол-Европы. Бывали во Флоренции. Кутили, пока не прокутили все деньги до последнего флорина.
– И что? – с тревогой спросил Карл, которому нужно было кутить без оглядки и без устали лет десять, чтобы вот так поиздержаться.
– Да ничего. Пришлось завести животных. Мы заготовляем мясо, сало, коптим, продаем. В сентябре приходит корабль и всё забирает. И, между прочим, дают хорошие деньги.
– Помилуйте, Гибор, но неужели…
– Я же говорю, дают хорошие деньги, – серьезно повторила Гибор.
– А в свободное время? Неужели Вам здесь не скучно после Флоренции?
– В свободное время мы занимаемся алхимией, – хохотнула Гибор. – Так что здесь не соскучишься.
Карл не успел уточнить шутит она или нет, хотя после аптечной баночки он почти не сомневался, что шутки в сторону. Художественная резная дверь распахнулась перед ним и Гвискар, с низким поклоном привратника, сказал «пожалуйте-с». Гвискар тоже смотрел на Карла с благодарностью. Но этого Карл уже совсем не мог понять.
Жилые покои оказались на удивление устроенными, опрятными и даже благоуханными. Не чувствовалось никаких запахов – даже сырости, хотя в крепости из-за животноводческих нужд было как летом на Сахалине – и уже само это отсутствие можно было назвать ароматом. «Сегодня мы здесь переночуем», – распорядилась Гибор и покладистый Гвискар помчался за свежим бельем. Были распределены комнаты. Одна – Гвискару, одна – Карлу, одна – Гибор. Между комнатами Гибор и Карла – действующая дверь. «Может быть, захочется ночью поболтать», – пояснила Гибор. Потом Гвискар побежал в лагерь с поручением – предупредить, что Карла к ужину не будет.
«Сукин сын, цена дерьмо всем его обетам», – припечатал ревнивый Пиччинино.
– Этот ключик на ленте, он откуда?
– Во-он от той комнаты.
– А что там? – сам Карл очень любил темнить и недоговаривать. Когда просто так, чтобы набить себе цену, когда по соображением «государственным»,
– Просто комната.
– Комната и всё?
Карл приложил ухо к двери. Тихо. По крайней мере, там не языческое капище Большой Свиньи, где круглые сутки справляют визгливые оргии. Может, из-за этой-то комнаты Гибор не пускала его в замок?
– Наверное, здесь Вы занимаетесь алхимией, – предположил Карл.
– Да нет, на Кандии есть места поукромней, – отшутилась Гибор.
– Не верю.
– Тогда милости просим, – ключ провернулся в замке. – Здесь довольно неинтересно.
– Что это?
«Это» было единственным, за что можно было зацепиться взглядом. У окна стояла мраморная тумба, на ней – внушительная серебряная ваза, украшенная крупными, подсвеченными изнутри самих себя опалами. Ваза имела узкое горло и была запечатана сверху промасленной бумагой, словно внутри было варенье.
– Это этрусская ваза, – соврала Гибор.
– А что в ней? Мед? Цукаты? – Карл решил, что раз уж взялся исполнять роль ревизора в этом явлении, так должен исполнять её до победного занавеса.
– Нет. Прах и кости усопшего. Так было принято у моих предков.
– А кто твои предки?
– Они были из Испании.
– Мои тоже из Португалии, – брякнул Карл, но тут же спохватился. – Подожди, а кто усоп-то? Чьи это кости и прах?
– Моего сына.
– Извини.
– Ничего, – сказала Гибор и с её губ вспорхнула довольно неожиданная, искренняя, вдохновенная и легкая улыбка, какие дарят беременные женщины, танцовщицы, имевшие успех, и путешественники, завидевшие вдалеке стены родного города.
Казалось – Карлу всегда что-нибудь казалось, когда он не мог заснуть – что на Кандии время течет по-другому, что прошло не два дня, но десять, или даже так: тысячелетие уже на исходе, а он не знает об этом.
– Слушай, а сколько мы уже в замке? – взвился Карл и привстал на постели.
– Завтра будет три дня, – сообщила Гибор. – Скучно?
– Да, скучно. И тревожно. Я мечтаю уехать как можно скорей.
Но, – спохватился Карл, – при чем тут «тревожно», «мечтаю»? Союзники ещё не прибыли. Отплывать без них – значит залажать весь Крестовый Поход №10. Наверное, из вежливости нужно было сказать «нет, не скучно» или «нет, просто тревожусь о делах» или уж просто без «мечтаю».
– Мечты будущего Великого герцога Запада рассматриваются в небесной канцелярии вне очереди. Поэтому скатертью дорога, – миролюбиво отозвалась Гибор.
Чего?! Карл ожидал хотя бы вежливого «а может ещё останетесь?», «Вы же сами говорили, что здесь славно» и всё такое. Ах, так?! Карл встал и начал одеваться. Он, конечно, обиделся, хотя сам напросился на скатертью-дорогу.
– Вы куда?
– Проверять боевую готовность своего войска, – Карл натягивает штаны, но попадает задом наперед, чертыхается. – А вдруг союзники уже здесь?