Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Габриэл Мэри

В определенном смысле Женни была застрахована от замечаний о том, как они нелепо смотрятся вместе, но ее беспокоили комментарии по поводу их разницы в возрасте и положения Карла в обществе. Впрочем, она не дала критикам возможности насладиться ее растерянностью. Карл со своей стороны вообще никакой критики не замечал; перспектив у него по-прежнему не было никаких, но зато он был полон идей и надежд.

Либералы — с деньгами в карманах и демократическими идеями в головах — все больше уставали от тирании консервативно настроенного императора. В «нежизнеспособности дворянства, летаргии служащих и равнодушии тех, кто привык полагаться на волю Божью» Маркс видел предвестие катастрофического конца существующей системы {20}.

Чтобы обойти существующие запреты на общественные политические дебаты и создание политических партий, писатели и публицисты маскировали

свои дискуссии богословскими и философскими терминами, а встречались в литературных или философских кружках {21}. Маркс и его коллеги атаковали не столько религию, сколько ее роль в структуре государства; они утверждали, что миф о хорошем человеке по имени Христос был использован для того, чтобы поддержать прогнившую систему и тиранов-правителей. Таким образом, религия в том виде, в каком ее поддерживало государство, была, по их мнению, аморальна. Маркс и Бауэр планировали начать выпуск журнала под названием «Атеистические архивы», в которых можно было бы подвести платформу под все эти идеи; однако для издания журнала нужны были спонсоры {22}. По всей видимости, Марксу удалось найти богатых либералов в Трире. Женни осторожно описывает одного из них, местного врача по имени Роберт Шлейхер, добавляя свои собственные размышления: «Шлейхер только что рассказал мне, что он получил письмо от одного молодого революционера, который жестоко ошибся в оценке своих соотечественников. Он не рассчитывает, что может приобрести акции или что-то еще. Ах, милый, милый. Ну вот теперь ты впутываешься еще и в политику. Это опаснее всего, Карлхен, помни всегда об одном, у тебя дома есть любимая, которая тоскует и надеется и полностью зависит от твоей судьбы…» {23} [10]

10

Русский перевод дан по: Переписка Карла Маркса, Фридриха Энгельса и членов семьи Маркса.

Женни ласково называет своего «производителя опасных идей» «человеком с железной дороги» {24} и «моим черным лохматиком» [11] — а сама деловито готовится к их будущей семейной жизни. Она просит Маркса не комментировать ее греческий, который, по ее словам, доказывает ее эрудицию, и описывает свои ранние пробуждения по утрам, чтобы прочитать три статьи Гегеля в газете и рецензию на книгу Бауэра «Критика евангельских историй синоптиков» {25}.

Женни обуревали предчувствия беды и опасности.

11

В русских переводах ласковое прозвище

Schwarzwildchen

, которым Женни наградила супруга, либо опускается, либо передается как «черный лохматик». Примеч. ред.

И неудивительно. Она сделала, возможно, самый опасный в глазах общества шаг, который только могла себе позволить женщина в то время — после долгих лет воздержания они с Марксом наконец-то стали близки. Это произошло в июле в Бонне {26}. Во время этой поездки Каролина фон Вестфален назначила опекуном дочери ее младшего брата, Эдгара, который должен был удержать Женни в рамках «внешней и личной порядочности» {27}. Однако из Эдгара получился плохой сторож: Эдгар был вольнодумцем, другом Маркса и от всей души симпатизировал паре влюбленных. Он просто оставил их в покое.

Вскоре после случившегося Женни пишет Марксу: «Я ни о чем не сожалею, я крепко, крепко закрываю глаза и тогда вижу твои радостные, смеющиеся глаза, и тогда я тоже мысленно — быть всем для тебя — и ничего больше. Карл, я отлично знаю, что сделала и как меня в обществе будут презирать, я знаю все, все это, и тем не менее счастлива и ни за какие сокровища мира не отдам даже воспоминаний о тех часах. Это для меня самое дорогое и должно остаться навечно… Я переживала еще раз каждый радостный миг, я лежала еще раз у твоего сердца, наполненная любовью и счастьем… Карл, быть твоей женой, что за мысль — о боже, у меня от нее кружится голова!» [12]

12

Русский перевод дан по: Переписка Карла Маркса, Фридриха Энгельса и членов семьи Маркса.

В соответствии с нормами морали того времени, после случившегося Маркс

мог быть либо подвергнут всеобщему порицанию, либо даже публичному обвинению в бесчестии (если бы, например, Фердинанд захотел сделать это и вызвал бы Маркса на дуэль). Однако жизнь Женни в этом случае была бы полностью разрушена. Предвидя реакцию общества Трира в случае, если об их отношениях станет известно, Женни пишет: «Мои родители живут там, мои старые родители, которые так тебя любят… Я плохая, гадкая, очень плохая, во мне нет ничего хорошего, кроме одного — моей любви к тебе» {28}. Будущее Женни теперь зависело от брака с Марксом в гораздо большей степени, чем во время их долгого романа. Она больше не могла рассчитывать на поддержку и защиту своего отца — хотя именно теперь нуждалась в ней более всего.

Людвиг фон Вестфален долгое время сражался с болезнью, которая окончательно подкосила его в декабре 1841 года. Маркс вернулся в Трир и переехал в дом Вестфаленов, чтобы помогать ухаживать за бароном — и быть рядом с Женни {29}. Пока Маркс жил в Трире, группа прусских министров лоббировала и приняла провокационный закон о цензуре. Император якобы стремился сократить ограничения для пишущей братии — но на деле они стали еще строже и жестче по сравнению с законом о цензуре 1819 года {30}.

Согласно новому закону, цензуре подлежало любое письменное произведение, в котором усматривались «легкомысленное или враждебное отношение к христианской религии», попытка столкнуть религию и политику, клеветнические (по мнению правительства) высказывания в адрес личностей или целых сословий и классов; любые тенденции, которые правительство могло посчитать опасными. Тем самым прусское правительство — при помощи целой армии цензоров — добилось тотального контроля над любым печатным словом.

Месяцы, проведенные в доме Женни, Маркс использовал для подготовки ответного удара. Это была лобовая атака буквально на каждый параграф закона о цензуре. Маркс даже не пытался прятать свои политические взгляды за богословием или философией — напротив, его первый журналистский опыт, появившийся в условиях борьбы со всяким инакомыслием, стал открытым объявлением войны новому закону. Еле сдерживаемая ярость Маркса прорывалась с 22 страниц его статьи: «Закон, карающий за образ мыслей, не есть закон, изданный государством для его граждан, это — закон одной партии против другой. Преследующий за тенденцию закон уничтожает равенство граждан перед законом. Это — закон не единения, а разъединения, а все законы разъединения реакционны. Это не закон, а привилегия… Действительным, радикальным излечением цензуры было бы ее уничтожение» {31} [13] .

13

Речь идет о статье «Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции». Русский перевод дан по: К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, 2-е изд. Т. 1. М., 1955.

Маркс отправил свою статью, подписавшись «Rhinelander» — «Житель Рейнской провинции», — Арнольду Рюге, главному редактору «Немецкого ежегодника», издававшегося в Дрездене. Рюге, который был на 16 лет старше Маркса, уже успел отбыть за свои либеральные убеждения 6-летний срок в тюрьме. Еще один «университетский изгнанник», которому было отказано в продвижении и повышении по службе по политическим мотивам, Рюге начинал с издания газеты в Пруссии, однако был вынужден переехать в более благоприятное место, но даже там, в Дрездене, статья Маркса никак не могла миновать бдительное око цензоров {32}. Вероятнее всего, это не могло пройти и мимо Фердинанда, брата Женни, который к тому времени занимал важный пост в городской управе Трира (с 1838 года). Фердинанду было ясно, что крамольная статья написана Марксом во время пребывания в доме Вестфаленов.

Людвиг фон Вестфален умер через месяц после того, как Маркс представил свою статью в редакцию «Немецкого ежегодника», и с его смертью Карл утратил самого верного и сильного своего защитника в семье Вестфален. Фердинанд — отныне глава семьи — немедленно приступил к решительным действиям по расторжению помолвки своей сестры, подключив к этому весьма консервативно настроенного дядюшку, Генриха Георга фон Вестфалена.

Хотя до конца неясно, насколько Каролина фон Вестфален была осведомлена об отношениях Карла и Женни, но сторону дочери она приняла безоговорочно и поспешила увезти Женни подальше от Фердинанда — в свой собственный дом в курортном городке Кройцнах, в 50 милях к востоку от Трира {33}. Там обе женщины остались на некоторое время, чтобы переждать бурю.