Карл Великий. Основатель империи Каролингов
Шрифт:
Он обещал, что в Ингельхейме ее ждет его царская резиденция. Это королевское жилище отгораживалось от рыночной площади деревянной стеной, которую подпирали кучи навоза, где рылись свиньи. На стенах зала местами сохранились красноватые римские росписи, изображавшие фавнов, гонявшихся за нимфами, и пахло коровником, расположенным по соседству. Карл разбил вокруг дворца фруктовый сад, в котором скрипело водяное колесо, крутившее жернова мельницы. Рядом с дворцом струился ручей, впадавший в пруд, где обитали утки, а королевский сенешаль разводил вдобавок кур и красивых фазанов.
Среди фруктовых деревьев
Крыша над головой Дезире была засажена разными травами, которые служили приправой к мясу и отражали молнии. Сад украшали мраморные изображения неизвестных римских императоров, и некоторое оживление вносили прогуливавшиеся с важным видом павлины, кричавшие перед восходом солнца, когда просыпался Карл.
Дезире казалось, что королевская резиденция в Ингельхейме на самом деле просто ферма. Король, ее супруг, пообещал, что они отправятся вниз по реке и она увидит изумительный сад.
Он страстно желал стиснуть ее в объятиях и вместе с ней погрузиться в благоуханные воды источников в болотистой долине Аква-Гранум, которую называл райским уголком! Там он пересчитал по головам зверей в своих лесах, дичь, летящую над головой, и Дезире казалось, что он пересчитал даже деревья в густом лесу, так тщательно сохраняемом для его охотничьих утех. Куда бы Карл ни направлялся, его нескладный горбатый сын следовал за ним как тень.
Во время этого бурного свадебного путешествия Карл неожиданно получил письмо из канцелярии папы римского, которое ему прочел его нотарий. Это гневное письмо, адресованное братьям-королям, Карлу и Карломану, написал сам папа римский.
«До наших ушей дошла весть, о которой мы не можем говорить без боли в сердце. А именно что Дезидерий, король лангобардов, ищет способа убедить ваши величества, что одному из вас следовало бы соединиться в браке с его дочерью. Если это правда, то это настоящее дьявольское наущение… Какое недостойное упоминания безрассудство! Один из вас, примерных сыновей и прославленных франков, собирается заключить союз с предательским и смрадным народом лангобардов, который не может быть причислен к другим нациям, разве что к племени прокаженных!»
Письмо прозвучало как крик души человека, лишившегося разума. И действительно, стражи церкви Святого Петра ощутили на себе все последствия дипломатии Берты, потому что их враги, лангобарды, с чистой совестью и без оглядки на грозных франков, поскольку те стали их союзниками, начали отбирать у папы оставшиеся области и города.
Для Карла, никогда не выезжавшего за пределы Франкского государства, а потому имевшего весьма смутное представление о конфликтах в Италии, это письмо грянуло как гром среди ясного неба. И концовка письма жалила в самое сердце.
«Вы обещали крепкую дружбу преемникам святого Петра. Их враги должны были стать вашими врагами; их друзья – вашими друзьями».
Да, так поклялся Пипин. И письмо повествовало о том, как Стефан II перешел Альпы, чтобы добиться этого:
«Путешествие, которое
Карл уже женился на Дезире и таким образом вступил в союз с далекими лангобардами. Для большинства мужчин в сложившихся обстоятельствах подобный яростный протест папы мало бы что значил, но упрямому Кёрлу была присуща своеобразная чувствительность. В его памяти оживали воспоминания… дрожащий от холода Стефан… клятва Пипина… калека сын, носящий имя Пипина…
Это он, а не Карломан отверг свою жену. Похоже было на то, что письмо адресовано лично ему. Карломану оно было ни к чему. Он и так имел своих посланников в Риме и должен был знать, что там происходит.
Карл чувствовал, что происходит какое-то надувательство, и страшно разгневался. Но в нем самом гнев боролся с чувством сильной привязанности к Берте, а тут вмешалось еще одно обстоятельство. Карл потребовал, чтобы все его подданные старше 12 лет присягнули ему как королю: «…Я клянусь моему господину, королю Карлу, – как знакомы ему были эти слова, – и его сыновьям хранить им верность всю свою жизнь без обмана или злой воли».
По его требованию могущественные сеньоры также поклялись в преданности новой королеве Дезире.
Предаваясь подобным размышлениям, Карл продолжал путешествие по Рейну со своей женой. А тем временем в его владениях наступило время весенней пахоты одновременно с Пасхальной неделей 771 года. В монастырях паломники открыто рассказывали о разгуле и пьянстве, царивших на улицах Рима и вызванных кознями лангобардов.
Вслед за первым письмом последовали другие, очень странные письма. Несмотря на то что адресованы они были порознь Берте, Карлу и Карломану, содержание их мало отличалось друг от друга. Как следовало из писем, папе оказал помощь в его тяжелом несчастье – подумать только! – король лангобардов. «Пусть ваше христианское величество (Карл) узнает о том, как… превосходный, хранимый богом король Дезидерий встретил нас очень доброжелательно. И мы получили от него полное и окончательное удовлетворение всех претензий церкви благословенного Петра!»
Карл не поверил ни единому слову. Он инстинктивно чувствовал фальшь. Вероятнее всего, слабый, напуганный папа Стефан III сдался на милость лангобардам.
По-видимому, ничего нельзя было сделать. Это последнее письмо, безусловно, освобождало нового короля франков от какой бы то ни было ответственности. И не в его власти было вмешиваться в это дело. Но Карл не мог так просто обо всем забыть. К тому же его сестра Гизела наотрез отказалась выходить замуж за лангобарда.
Папа даже поздравил Карломана с рождением сына. Земли Карломана граничили с землями короля лангобардов Дезидерия и с землями герцога Тассилона, который заявил, что он теперь тоже король. Да, они все были в восторге от своего успеха, и Карл в одиночку вряд ли мог противостоять этой троице, а также Дезире.