Карл Великий
Шрифт:
Увы, его предсказания сбылись. Начало похода получилось успешным. Три армии франков под началом Каролинга, Пипина и Людовика и под общим руководством Карла вступили в пределы каганата, и, узнав об их приближении, авары оставили свои укрепления в Венском лесу, бежали до самого впадения Рабы в Данубий, преследуемые по пятам, оставляя обозы, становящиеся добычей преследователей. Но в сентябре внезапный мор и падеж лошадей остановил франков, и нужно было возвращаться назад, в Регенсбург. Правда, в октябре и ноябре посланный в Беневент Пипин успешно там сражался и присоединил к владениям франков Истрию, но, вспоминая неудачный конец похода на аваров, вспоминая о том, как многим и весьма доблестным воинам
Правда, вскоре туда приехала Фастрада и развлекла мужа рассказом о своей поездке в Ахен и свиданиях с Химильтрудой. То, с какой сердечной теплотой королева отзывалась о его бывшей жене и недавней любовнице, поразило и приятно потешило Карла, и Фастрада вмиг стала милее в его подобревших глазах. Правда, когда королева столь же тепло стала отзываться о Пипинегорбуне, Карл озадачился:
– Неужто этот угрюмый и глупый урод тебе понравился?!
– Ну-у… – Фастрада лукаво улыбнулась, – Конечно, я не в восторге от его внешности и манер, и этот его тяжелый взгляд до сих пор комом стоит у меня в животе. Но, согласись, Карл, что судьба ему досталась не медовая. С чего ему было сделаться веселым и обаятельным? Мне искренне жаль его.
– Скажи, коль уж вы беседовали с ним, как ты говоришь, по душам, он таит на меня обиду, злобу?
– Ну, как тебе сказать… Конечно, таит. Но, мне кажется, только обиду. Не злобу. Хотя…
– Что ты замолкла? Договаривай.
– Не знаю, боюсь оказаться неправой…
– Говори!
– Мне показалось, что, если бы кто-нибудь начал сбивать его с панталыку, этот горбунок мог бы оказаться козырем в политической интриге. Но это невозможно.
– Почему?
– Химильтруда не допустит. Она слишком любит тебя и грезит о величии франков.
– Фастрада! Лучше тебя никого нет!
– Почему ты вдруг?..
– Ну кто бы мог подумать, что из твоих уст будут сыпаться подобные слова в адрес Химильтруды!
Мысль, высказанная Фастрадой о том, что Химильтрудин Пипин мог бы оказаться фигурой в чьем-то заговоре, запала в душу Карла. Ведь он привык думать о горбуне как о мелком ничтожестве, способном лишь смотреть исподлобья угрюмым взором, а горбун между тем уже взрослый мужчина, и попади он в ловкие руки какого-нибудь пройдохи… Впрочем, подготовка к новому походу на аваров не давала королю возможности подолгу останавливаться на размышлениях о Пипине, ибо забот было много. Под гнетом дурных пророчеств на этот год Карл все время пребывал в некотором раздражении, что для его веселой натуры было несвойственно и непривычно. С утра он начинал сердиться на скверные регенсбургские купальни – негде поплавать, как следует расслабившись. Почему-то тотчас вспоминался ущербленный зуб Ифы, будто не от бивня, а от души Карла отломили острие. Мелькала неприятная мысль о горбатом Пипине, который вдруг да окажется способным нанести укол исподтишка. Приступая к очередным делам, Карл, как никогда раньше, замечал, что все или вообще не клеится, или клеится с превеликим трудом. Согласно его капитулярия о поместьях, жеребцы должны были присылаться ко двору короля не позднее праздника Мартина-зимнего, но раньше, даже если кто-то из управляющих и не поспевал к обозначенному сроку, Карл не особенно взыскивал за это; на сей же раз он строжайшим образом проследил за выполнением капитулярия и жестоко наказал всех нерасторопных. Каждого управляющего из тех, кто не успел
Раздражало Карла и то, что он никак не мог найти достойную замену Гербиствальду.
Любимый конь был подарен ему шесть лет назад Видукиндом, когда тот приезжал в Аттиниак принимать святое крещение. Торжественное воспоминание! Конь являл собою животное воплощение победы над саксами, это был конь-радость, на нем Карл ездил в Италию усмирять Арихиса, на нем покорял Баварию, на нем ходил противу веталабов, на нем путешествовал по своим владениям. Огромный, рыжий, с желтым хвостом и желтой гривой, он, оправдывая свое имя, и впрямь был похож на осенний лес. Горюя о коне, Карл надумал переименовать ноябрь – а именно в этом месяце конь околел – в гербистманот, то бишь месяц осени. Мысль о переименовании месяцев года ему понравилась. С какой стати франки, коим сейчас нет равных в мире, должны называть месяцы по-римски? Ведь слава римлян миновала! Алкуин, приехавший в Регенсбург к Рождеству, поначалу рассмеялся, а потом сказал:
– А что, это поступок, достойный великого завоевателя и творца новой империи.
– Ты поддерживаешь меня?
– Полностью. Тебе давно пора вводить подобные новшества.
– Я знал, что ты одобришь мою идею! – радовался король.
– И ты придумал уже названия?
– Не все. Только некоторые. Хорошо бы и ты в этом поучаствовал.
– Как ты назовешь декабрь?
– Святым месяцем.
– Хайлягманот? Неплохо. В честь Рождества Христова, значит. Согласен. Январь?
– Винтерманот. Просто и ясно – зимний месяц.
– Февраль?
– Пока не знаю.
– А древние франки как его называли?
– Горнунг.
– Меткое слово! Жестокостудный. Продирающий до костей. Пусть будет – горнунг. А март?
– Лентцинманот – весенний месяц. Апрель – остарманот.
– Месяц Пасхи? Но ведь Пасха не всегда попадает на апрель.
– Почти всегда.
– Ну а май?
– Виннеманот. Так у франков.
– Огородник? Слишком приземленно. Я бы назвал его соловьиным, волшебным, вдохновенным. Май – лучший месяц года и всего лишь – виннеманот… Впрочем, как знаешь.
Слушай, а почему бы нам не назвать апрель карломанотом? Пасха не всегда на него выпадает, а твой день рождения никак с апреля не передвинешь.
– Алкуин! От тебя я такого не ожидал!
– Шуток не понимаешь? Поехали дальше. Июнь?
– Не знаю. В народе каких только нет у него названий – и месяц лип, и всхожий, и солнечник, и дуболист, и переломник…
– Переломник? – изумился Алкуин.
– Да. Брахманот.
– А почему?
– Ну, в том смысле, что он как бы год на две половины переламывает. Летнее солнцестояние, солнцеворот, – объяснил Карл.
– Возможно, это и было бы самым точным названием.
– Ну что, остановимся на брахманоте?
– Давай. Кто там дальше? Июль?
– Хеуиманот. Сенокосник. По-моему, лучше всего. И – народно.
– Согласен. Народ будет доволен.
По совету друг с другом Карл и Алкуин дали названия оставшимся августу, сентябрю и октябрю – аранманот, витуманот и виндумеманот – месяц колосьев, веселый и ветреный.
Увлекшись, они переименовали и названия ветров, дав всем двенадцати франкское звучание.
Остронивинт, зундвестрони, вестнордрони – и так далее. Карл так раззадорился, что вовсе хотел отменить латынь, всюду заменив ее на франкские аналогии, но Алкуин имел трезвость вовремя остановить его и убедить, что латынь все же заслуживает соучастия в языке франков. К тому же он приехал из Тура в Регенсбург не только затем, чтобы творить переименования. Алкуин прибыл с тревожной новостью о быстром распространении адоптианской ереси.