Карлики-великаны
Шрифт:
И тут загрохотало. Часового с зениткой окутало паром, все замерли, и только Влас растерянно крутил головой.
– Дядя Мумукин, что он делает?
– Стреляет по паролету, это же очевидно!
– А там люди?
– Ну… как тебе сказать… наверное, да, – смутился Тургений.
В несколько прыжков кинконг достиг стены, разогнал пар и, обжигаясь и шипя от боли, выломал орудие и сбросил в море.
Вскоре стало понятно, что если “часовой”
– Верую!
Мумукин шепнул Трефаилу:
– А где Хэдэншолдэрс?
Люлик и Сууркисат обернулись на Тургения. Взгляды обоих не предвещали ничего хорошего.
– Чего я сказал-то?
– Это он! – заорали Трефаил и Касимсот.
– Нет! – Мумукин в ужасе зажмурился.
Сууркисат бросился к Власу:
– Малыш, хватай часового! Лови его! Лови!
Диктатор заметался по стене. Нельзя сказать, что Влас так уж старался поймать Большого Папу, но нервы у Вальдемара Некрасовича сдали. Он начал ругаться, угрожать, незаслуженно обозвал Власа засранцем и даже умудрился разок выстрелить из пистолета, который все это время держал в кармане. Пуля угодила кинконгу в нос, и из глаз малыша брызнули слезы.
Тут Хольмарк, до сей поры старавшийся не отсвечивать, с воплем:
“Маленьких обижают!” раскидал Верховный Совет с его прихвостнями, легко вспорхнул на стену, в мгновение ока настиг Хэдэншолдэрса, вырвал у него пистолет и надавал пощечин.
Далее свершился самый бескровный и полюбовный государственный переворот за всю историю Архипелага. Трефаил предложил всему
Президиуму сдаться, или он немедленно всем глаз высосет. Угроза подкреплялась сопением обиженного великана и воплями “верую!”, с которыми Скоряк принуждал Распута поклониться кинконгу.
Скоро рассвело окончательно, а за Дверью, наоборот, показалось багрово-красное светило. Предстояло самое главное – отправить малыша домой.
– Слушай, там уже поздно, – уговаривал Власа Тургений. – Может, завтра?
Но мальчик твердо решил, что приключений пережил выше крыши.
– Ну вот и все, – с облегчением вздохнул Тургений.
Но ни Трефаил, ни Ванзайц не разделяли мумукинского оптимизма.
Потому что Вальдемар, едва Дверь закрылась, таинственным образом преобразился из слабого и безжизненного кролика в голодного и злого удава. Большой Папа злорадно цыкнул зубом:
– Факми, убей их.
Донт сделал шаг вперед. Оружия у него не было, но как профессионал
Факми мог делать работу даже голыми руками. Вопрос состоял в следующем: можно ли убивать людей, на которых снизошла благодать Божия?
В это время Дверь снова открылась, и невидимый Громыхайло, сидящий, очевидно, на плече у Власа, сказал:
– Горстью, горстью бери!
Влас наклонился и сгреб Верховный Совет, никто даже пикнуть не успел.
– Куда вы их? – спросил Сууркисат.
– Это мне компенсация! – отсалютовал Прохердей. – Ох, я ими и покомандую!
Потом Дверь закрылась, на этот раз – окончательно. Трефаил и Мумукин долго смотрели на голубой хрусталь неба, а потом Тургений на свою беду вспомнил:
– Адидасыч, еппона мама, ты мне сюрприз обещал!
Сууркисат наморщил лоб.
– А, помню, да. Я решил тебя на Лысюке женить.
Тут Мумукину и поплохело.
Необходимое заключение
Лысюка очень быстро одумалась связывать жизнь с придурком бешенства и вышла замуж за Донта Факми. Очень скоро они отправились в свадебное путешествие по ту сторону купола.
Никто из жителей Архипелага Гулак больше не работал. Алмазы, в которые под давлением купола превращался уголь, были национализированы, министрами брюликодобывающей промышленности стали братья Касимсоты. На вырученные деньги Соседский Союз закупает еду, специалистов и экологически чистую машинерию.
Хольмарк подумал-подумал и не стал обнародовать открытие. Ему заново отстроили обсерваторию, и теперь астроном пытается доказать, что полюсов всего два, а земля крутится. По настоятельной просьбе
Трефаила и Мумукина стены в обсерватории обиты войлоком.
Главных виновников падения парового режима восстановили в должностях на “Радио Сахарин”. Но выговор с занесением в личное дело за прогулы и срыв эфира Лиффчинг им таки впаял. За сумятицу и нестыковки в сюжете повести ответственность несут эти же отморозки.