Карлуша на Луне
Шрифт:
Студент хорошо катался; жители Песочного города часто могли видеть, как он, стремительно и в то же время плавно, уверенно взмахивая руками, несётся на беговых коньках, погружённый в свои мысли…
Но сегодня он был не один, под руку его держала рыжая лисичка, которой он минуту назад впервые сказал «Огонёк», вместо обычно принятого у них в общении «дорогая коллега».
Даже строгая докторша тётя Груша важно и не спеша скользила по кругу в сопровождении двух нянечек. И хотя она предупреждала всех о «неизбежном травматизме, к которому
Осмелев, Груша закатилась под арку дворца, остановилась и, задрав голову, стала разглядывать украшенную игрушками и обвитую электрической гирляндой елку. Тут ей показалось, что внизу, под ёлкой, в густых колючих лапах что-то шевелится. Она приблизилась, раздвинула ветки, нагнулась, вглядываясь через очки в полумрак, и сказала неуверенно:
— Кто здесь?..
В ответ послышалось глухое ворчание, а в следующее мгновение у самого её носа возникла плюшевая медвежья морда.
— Ррр-рр-рр-ррр!.. — грозно сказала морда.
Несколько секунд докторша смотрела на неё, широко раскрыв глаза, а затем, взмахнув руками, с пронзительным криком «Медведь! Медведь!..» упала навзничь и с необычайной быстротой на четвереньках выбежала из замка.
Её подняли на ноги и окружили.
Чувствуя, что шутка не совсем удалась, Шестерёнка вылез из-под ёлки и сел на лавочку в стороне, дожидаясь, что будет дальше.
Докторша держалась за левую руку и беспрестанно охала. Запястье распухло и болело; необходимо было срочно отвезти её в больницу и наложить тугую повязку.
Взломщик подогнал «Метелицу» прямо на лёд катка, тётю Грушу и нянечек усадили в кабину, и снегоход тотчас сорвался с места.
В это время в больнице, как мы знаем, коротал время один-единственный пациент по имени Тормашкин. Его палата, стараниями нянечек и посетителей, была украшена пахучими еловыми ветками и бумажными гирляндами, перед кроватью стоял телевизор, а стол и тумбочка были заставлены угощениями.
Заслышав гудение приближающегося снегохода, он вскочил с кровати и выбежал на порог, чтобы встретить Взломщика и похвастать перед ним усовершенствованиями, которые придумал и воплотил здесь за истекшие сутки.
Однако поначалу вместо Взломщика он увидел вылезавшую из кабины докторшу, которую с двух сторон заботливо поддерживали нянечки и которая немедленно ему закричала:
— Больной, что вы себе позволяете! Сейчас же вернитесь в палату, вам противопоказан холод!
Тормашкин вернулся в кровать, а тётю Грушу повели в процедурный кабинет, где нужно было срочно наложить на руку повязку, а может быть, даже и гипс.
Взломщик подсел было к Тормашкину, но тут появились нянечки и пожаловались, что не могут открыть в больнице ни одну дверь.
Тормашкин расплылся в самодовольной улыбке. Он поднялся с кровати и начал демонстрировать
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Все праздники когда-нибудь заканчиваются, и уже через день после новогоднего бала Карлуша проснулся в своей комнате, в доме на улице Солнечных зайчиков. В первую минуту всё случившееся — и поездка, и Ясноглазка, и ледяной замок — всё показалось ему волшебным сном. Потом он вспомнил обратную дорогу и прощание, которое не обошлось без нескольких пролитых слезинок (со стороны девочек, конечно).
А здесь всё оставалось по-прежнему, будто и не было никакого праздника. Внизу гремели посудой, приготовляясь к завтраку, Ловкач и Хитрюга, из-за стенки доносилось шуршание бумаги. Карлуша вспомнил про письмо и вскочил с кровати.
Пухляк работал над вторым кругом своей корреспонденции. На отправленные им ответы поклонницам («О прекрасная невидимая Собеседница») пришли горы взволнованных писем, каждое из которых занимало добрый десяток, а то и два десятка страниц. Пухляк любил читать их во время послеобеденного отдыха. А с утра он занимался изготовлением второй очереди ответов по новому, сочинённому поэтом Светиком образцу.
В эти ответы Пухляк вкладывал теперь ещё и фото со своим изображением, подретушированное таким образом, что лицо героя приобрело слегка надменный и разочарованный вид — как раз такой, какой особенно нравится дамочкам.
Получив в ателье целую коробку фотографий, а также новый текст письма и новые стихи от Светика, Пухляк взялся за работу.
Когда Карлуша вошёл, Пухляк старательно, высунув язык, выводил новый текст письма, начинавшийся словами: «Кажется, у нас завязалась переписка. Но к чему приведёт этот легкомысленный флирт? Моя одинокая душа изранена кознями врагов и высушена предательством близких…»
Увидев, что Карлуша читает, заглядывая через его плечо, Пухляк быстро прикрыл написанное рукою.
— Чего тебе?
— Мне? Ничего. Просто так, зашёл поздороваться.
Карлуша с деланным беззаботным видом провёл пальцами по корешкам лежавших на столе толстых папок с подшитыми в них письмами от поклонниц. Все папки были аккуратно размечены в алфавитном порядке — от «А» до «Я».
— Говорят, вы там хорошо повеселились? — сказал Пухляк.
— Где? — рассеянно ответил Карлуша, незаметно выискивая папку на букву «Я».