Карлуша на Луне

Карлов Борис

— Беда не приходит одна, — раздался вдруг страшный голос ниоткуда, кресло резко развернулось, и Пупс вскочил на ноги. — Прошу вас, присаживайтесь, господин Буравчик, — пропел он уже своим нормальным сладким голосом.

— С вашего позволения я постою, ваше сиятельство.

— Хорошо, как вам угодно. Итак, беда не приходит одна: локаторы показывают, что на поверхности Луны совершили посадку две ракеты.

— Именно так, ваше сиятельство. Ракеты с Большой Земли; их начали отслеживать ещё с половины пути.

— Как вы думаете, зачем они здесь?

— Возможно, просто визит

вежливости?

— А если не так? А если они всё знают?

— Как можно, ваше сиятельство, как они могут знать?

Пупс вынул из ящика стола бумагу:

— Вот объяснения господина Джулио о его последнем телефонном разговоре с Осликом, нашим гномом, осуществившим диверсию на ракете «Космических поставок». Этот Ослик ни с того ни с сего вдруг взбеленился и отказался с нами сотрудничать. Наверняка он сидел там, возле радиостанции, не сложа руки. Кажется, в прошлом этот Ослик был связан с земными гномами?

— Возможно, это так. Но господин Джулио не подчиняется моему ведомству, будет лучше, если этим делом займется господин Фокс.

— Речь идет не о вашем ведомстве, господин министр Связи, а о спасении нашего государства. Или вы специально хотите меня разозлить?

— Простите, я все понял. Я уже думал об этом деле, и если ваше сиятельство позволит мне высказать своё мнение…

— Позволяю.

— Допустим, что это не простой визит вежливости, а нечто вроде межпланетной инспекции с целью грубого вмешательства в наши внутренние дела.

Пупс удовлетворённо кивнул: министр Пропаганды, как всегда, великолепно выбирал выражения, придавая словам желательный оттенок.

— Что же, — продолжал Буравчик, — в таком случае мы проявим всё возможное гостеприимство. Мы предоставим землянам лучшие апартаменты, прислугу и… наши лучшие угощения, — закончил Буравчик свою мысль, интонационно выделив последние три слова.

— Ага! — воскликнул Пупс. — Я, кажется, вас понимаю!

— За едой мы расскажем дорогим гостям о прекрасной жизни на нашей планете, мы проведём их по улицам, и они смогут сами расспросить наших граждан обо всём, и наши граждане с удовольствием поведают гостям о своей счастливой жизни. И земляне отправятся к себе домой, унося тёплые воспоминания о нашем гостеприимном и счастливом народе.

— Браво, господин Буравчик. Вы — профессионал высокого класса. Но если они потребуют личной встречи с этим Осликом?

— Хм… Надо полагать, что господин Ослик тоже вполне осчастливлен нашими продуктами…

— А это надо ещё проверить, господин Буравчик, надо проверить. Займитесь этим лично, найдите этого гнома.

— Но, ваше сиятельство, такие дела по ведомству господина Фокса…

— Опять вы про ведомства! Господин Фокс озабочен сейчас ничуть не менее важными делами. И если я прошу именно вас взяться за это дело, значит, имею на то веские причины.

— Простите, ваше сиятельство.

— Идите и работайте.

Буравчик сдержанно кивнул и вышел.

— Гордец, но дело свое знает, — проворчал Пупс. — Если бы все министры так решали мои проблемы, цены бы не было моим министрам…

Сбежав по ступенькам дворца, Буравчик уселся в сверхдлинный автомобиль и на минуту задумался.

— Прикажете ехать

в офис, господин министр? — спросил через переговорное устройство шофёр, отделенный от салона пуленепробиваемым стеклом.

— Нет, — ответил Буравчик, мгновенно принявший решение. — В Научный городок.

Шофёр в удивлении обернулся:

— Вы один, без охраны?

— Да, один.

Буравчик прекрасно знал, что, хочет он того или нет, агенты секретной полиции невидимо следуют за ним повсюду, куда бы он ни направлялся. Это была обычная, установленная Фоксом практика охраны высших чинов. «Было время, когда я ездил туда и без шофёра», — сказал про себя министр, с улыбкой вспоминая о своих приключениях на карнизе.

За истекший месяц Буравчик сильно переменился. Он уже не был похож на того вездесущего репортера, каким мы застали его в первой части нашего повествования. Теперь он должен был соответствовать своему высокому посту как своими манерами, так и внешним видом. Хотя в глубине души он, конечно, остался всё таким же смельчаком и искателем приключений, каким был и прежде. То, что происходило вокруг него, было ужасно и нелепо, он постоянно думал об этом, но не находил способа переменить что-то решительным образом.

Буравчик решил начать поиски Ослика с Научного городка, потому что там находился центр подготовки космических строителей. Туда могли вернуться спрыгнувшие с внешней оболочки и пропавшие бесследно Ослик, Квантик и обер-атаман Пшигль.

«Если они вообще вернулись, — подумал Буравчик. — Ведь эти трое могли дождаться помощи с Большой Земли, и в этом случае положение бы серьезно осложнилось: задурить мозги землянам было бы уже значительно труднее…»

Все остальные космические строители, за исключением пропавшего без вести Росомахи, давно вернулись к нормальной жизни и трудились на своих рабочих местах. Росомаха же пропал ещё до начала первого распыления порошка и потому мог успеть поменять имя и раствориться среди населения какого-нибудь крупного города…

Буравчика вывели из задумчивости показавшиеся впереди знакомые ворота и ограда Научного городка. Его цепкий взгляд выхватил неприметную камеру слежения, которой раньше здесь не было.

«Это ещё что за предосторожности? — подумал он. — Следует быть здесь повнимательнее…»

Машина затормозила у обшарпанной колоннады главного входа, и по ступенькам к нему навстречу заспешили, обгоняя друг друга, профессор Сигма и академик Мемега. Поодаль, вытянувшись по стойке «смирно» и держа метлу, как часовой своё боевое оружие, стоял вредный дворник.

— Какая честь для нас, господин министр, какая честь! — суетились учёные.

Буравчик подошёл к дворнику:

— Помнишь меня?

Губы дворника растянулись в мучительной гримасе, его по-рыбьи выпученные глаза никуда не смотрели.

— Признать не смею, ваше благородие, — просипел он с натугой.

Буравчику захотелось сказать дворнику что-нибудь страшное, но он сдержался.

Сигма и Мемега проводили министра в кабинет, усадили в кресло, а сами встали перед ним в угодливых позах, на манер официантов. Буравчику показалось, что в этой своей преувеличенной угодливости они переигрывают.