Карма несказанных слов

Горская Евгения

– Я бы точно родила, Люсенька. Но я – это я, а сейчас решать надо тебе. К тому же я на четыре года старше, а это очень много.

Лена еще говорила, что Люся с малышом вполне может жить у нее, вдвоем легче, да и за квартиру платить не надо, что летом они возьмут ребенка на дачу и наверняка справятся безо всякого Гришки.

Ребенка Люся не оставила: на Гришку никакой надежды, отец пьет, а Лена все-таки чужой человек, и загружать ее своими проблемами нельзя. При этом Люся полностью отдавала себе отчет, что Гришка на ней обязательно женился бы, решись она рожать, вернее,

она женила бы его на себе. Все-таки законченным подонком он не был и ее беременную не бросил бы.

Ребенка Люся не оставила, она готовила Гришке еду, обсуждала с ним, какой стиральный порошок купить и какая у него стерва-начальница.

Обсуждала до того вечера три месяца назад, когда Гришка взял в руки ее пальцы, погладил их, поцеловал и признался, глядя ей в глаза:

– Ты знаешь, я часто думаю, что наш сын мог бы уже скоро родиться…

Сначала Люсе показалось, что она ослышалась. Гришка, который утверждал, что они «еще не встали на ноги», ждал от нее сочувствия и жалости. Он любил, когда его жалели и утешали. Интересно, что она должна ему сказать? Ты не расстраивайся, Гриша, у тебя еще будут детки? Если я не смогу родить, других баб навалом?

В глазах у него стояли самые настоящие слезы.

– Уходи, Гриша, – устало произнесла Люся.

Он до сих пор донимал ее звонками и не понимал, «почему она так жестоко с ним поступила».

Поезд уже тормозил, Люся увидела одиноко стоявшего на платформе мужчину, не сразу узнала Ивана и отчего-то испугалась. Если бы с платформы можно было спуститься, не проходя мимо него, она бы, наверное, так и сделала, но спуск был всего один, и Люся пошла ему навстречу вдоль тронувшейся электрички.

Она хотела кивнуть как можно равнодушнее, но он, сразу выхватив ее взглядом из небольшой толпы пассажиров, шагнул ей наперерез и остановился, не давая пройти.

Они так и стояли молча, пока он не перехватил у нее сумки, довольно увесистые, и не буркнул:

– Давай сюда.

С той минуты, когда он увидел, как она обрадовалась ему около деревенского магазина, с ним что-то произошло. Он бросил тогда дураков-соседей, которые вечно не могли что-то поделить, и пошел за ней в некотором отдалении. Ему хотелось, чтобы она обернулась, хоть он и боялся выглядеть дураком. Она не обернулась, и он шел за ней до самого поселка. Наблюдал, стоя за кустами, как она гонялась за бабочкой, а потом рвала цветы. Говорил себе, что ничего путного из всего этого не выйдет, ему и без нее неплохо, а с ней наверняка будет хуже, но не уходил, как будто она тянула его на веревочке.

И потом несколько раз проходил по дачному поселку, хотя никаких дел у него там не было. И сегодня уже два часа являлся к прибытию очередной московской электрички, всякий раз говоря себе, что если ее там не окажется, больше он ждать и искать ее не станет, но понимал, что искать и ждать будет, и даже придумывал предлог, как узнать у Демидовых ее координаты. Только придумать не получалось.

Иван злился на себя, и хотел стряхнуть совершенно ненужное наваждение, и напоминал себе, что жил же он раньше без нее, и хорошо жил, работал, и женщины у него были, и рыбалка

в редкие выходные. Хорошо будет, если она не приедет ни сегодня, ни когда-то еще, а если приедет, пусть окажется, что она замужем, и он, Иван, совершенно ей не нужен.

Когда он увидел ее на платформе, какую-то новую, испуганную и жалкую, он уже ничего себе не говорил, он и обрадовался, и испугался чего-то, и сердце застучало так сильно, что стук его смог заглушить только грохот уходящей электрички. Теперь он боялся только одного: что она замужем и он ей совершенно не нужен.

Иван зашагал, не оглядываясь, и Люся поплелась за ним. Гриша всегда пропускал ее вперед.

– Ваня, – позвала Люся через несколько минут, – не спеши, я за тобой не успеваю.

Ему не нравилось, когда его называли Ваней, он предпочитал строгое Иван. Вернее, все остальные должны говорить ему «Иван», все, кроме нее.

Он остановился, пожал плечами и виновато улыбнулся, и тогда Люся поняла, что отныне все в ее жизни будет хорошо. Все и всегда. Она засмеялась и прошла вперед.

Сзади послышался шум машины, Иван, перехватив сумки в другую руку, пошел чуть сзади и правее, как будто защищал ее и от машины, и от другой возможной опасности. Раньше никто Люсю не защищал, и она не знала, как это приятно.

– Не запирай дверь, – из кухни крикнула Лена Сергею, собиравшемуся задвинуть щеколду.

– Почему?

– Люся должна прийти.

Он открыл дверь на крыльцо, критически всмотрелся в темноту и предложил:

– Позвони ей, узнай, когда приедет. Я ее встречу.

– Не надо. Она гуляет.

Он смешно выпучил глаза, и Лена засмеялась:

– Она гуляет. С Иваном. Иди, чай готов.

– С каким Иваном? – Сергей опять закрыл дверь и уселся за стол. Ему не понравилось, что подруга жены гуляет с кем-то, о ком он ничего не слышал. Он уже привык нести ответственность за женщин в этом доме, и на Люсю эта ответственность распространялась тоже.

– С нашим участковым. Помнишь, мы с ним разговаривали? Тогда… – ей не хотелось вспоминать о том, что случилось с ней и с тетей. – Он еще к нам заходил потом, как раз, когда Люся была.

– Ты мне ничего не говорила.

– К слову не пришлось. Он пробыл всего две минуты.

– Она видела этого Ивана две минуты и теперь отправилась с ним гулять? Ночью?

Лена пожала плечами, а подошедшая Елизавета Александровна улыбнулась:

– Браки заключаются на небесах, не нам об этом судить. Иногда и двух минут достаточно, чтобы разобраться в человеке. А иногда и десяти лет не хватает…

– Люся сказала, Пожидаева замгенерального назначили вместо Нонны.

– Это хорошо или плохо? – спросил Сергей, а тетя, наливавшая себе чай, внимательно на нее посмотрела.

– Хорошо, – решила Лена.

Лучше Нонны заместителя генерального все равно никогда не будет.

– А еще Люся рассказала, что нашли тех, кто прибор похитил. Представляете, они хотели его за границу продать.

– Что же тут странного, – пожал плечами Сергей. – Промышленный шпионаж существовал, существует и будет существовать.