Карманный аквариум

Штефман Марго

– Это мой муж с какой-то шлюхой. – пожала я плечами.

– Называть другую женщину шлюхой может только обиженная женщина. Вас тоже называли шлюхой? Ведь красоты вы редкой. Хоть и лицо грустное.

Я удивленно взглянула на него:

– Вы такой знаток женских душ? И лиц?

– И душ, и тел, и лиц. У вас вот очень красивые ключицы. Прогуляемся? Пока они танцуют? Погода благоволит.

Я посмотрела в окно. А потом опустила взгляд на свои ключицы. Они действительно заметно выдавались сквозь облегающую водолазку.

Вчерашний снег таял и превращался в кашу. Зима стала тёплой. Капало с крыш.

– Ну идёмте! – сказала я, открывая дверь, и зашагала первая по улице, наслаждаясь непривычно тёплым ветерком.

– Вы же не любите мужа, Маргарита?

– Откуда вы знаете, как меня зовут? Я не представилась.

– Заходил в ваш ресторан не раз. Слышал, как персонал к вам обращается.

– И какое блюдо вам больше всего запомнилось?

– Вам правда сейчас это интересно?

– Если честно, совсем нет…– вздохнула я.

Мы дошли до Патриков.

– Присядем? – предложил незнакомец.

На удивление скамейка оказалась бесснежной и даже сухой. Мы сели. Я молчала.

– Маргарита, вы считаете себя талантливой? – вдруг спросил он.

Я отрицательно покачала головой. А незнакомец продолжил:

– Вот, знаете ли, какой парадокс…Мы часто ставим ребром вопрос, где же талантливые люди. Смотришь вокруг – будто их и не бывает вовсе. А начинаешь читать книги, журналы и понимаешь, что есть. Только где-то далеко очень. Не дотянуться. Как-то меня спросили, чем отличается умный от талантливого…

– И что же вы ответили? – чуть ли не зевая, откликнулась я.

– Умным – море по колено, а талантливым море не нужно. У них есть карманный аквариум.

Сердце моё застучало бешено. Сон как рукой сняло! Ведь карманным аквариумом и назывался мой пропавший роман. Я взглянула на собеседника с опаской.

– Откуда вы знаете про карманный аквариум?

– Я коллекционер. Собираю произведения неизвестных авторов. Этот роман! Как много было сказано про него!

– Кем?

– Не задавайте глупых вопросов!

– А зачем вам романы этих авторов? Если они – неизвестные?

– Некоторые из них всё же становятся известными.

– Этот роман у вас?

– Достался. Случайно.

– Невероятно!

– Что?

– Я хочу купить. Предлагайте любую сумму! – возбуждённо произнесла я.

– Поехали, а то опоздаем на автобус.

Он схватил меня за руку, и мы кинулись в сторону автобусной остановки. Через четверть часа я переступала порог его крохотной квартирки. Рассеянный по углам запах красок дал понять, что здесь пишут.

– Это всё – ваше! – он достал из ящика стола книгу в жёстком переплете. На ней красовалась надпись «Карманный аквариум», но имени и фамилии автора нигде не было видно.

– Сколько? – спросила я.

– Навсегда.

– Да нет же! Сколько будет стоить?

– Я пока не придумал. Не хотите поужинать?

– А почему

вам пришло в голову продать этот никчёмный роман? Вам так срочно нужны деньги? Но вы отказываетесь говорить сумму.

– Я не отказываюсь.

– Ну как же! Давайте поскорее обговорим цену.

– Мы обговорим. Только сначала поужинаем. Вы, наверное, хотели бы умыться. Первая дверь налево.

Мысль о том, что ко мне вернулся мой роман не покидала. Она даже затмила инстинкт самосохранения. Вот истинная сила искусства!

– Вы художник? – спросила я, глядя на холст.

– Малякаю.

– Никогда не слышала, чтобы так пренебрежительно говорили о творческом акте.

– О нём и вовсе лучше не говорить. Хотите вина?

– Как-то боязно выпивать в чужом доме.

– Могу не предлагать. А чай?

– Всё же вина. За сделку!

Я приятно поражалась своей смелости, так внезапно заявившей о себе, и этому потрясающему случаю. В конце концов, за свой роман и не страшно было бы умереть! Хотя нет. Это уже перебор.

– Так откуда вы узнали про эту книгу? – спросил он меня вдруг.

– Да все знают. Стыдно не знать. Интеллигентному человеку, хоть на чуточку разбирающемуся в искусстве. – съязвила я.

Наверняка, старик не догонял, что этот роман мой.

– Так и вы, стало быть, разбираетесь?

– Да. Разбираюсь. Вот напишите мой портрет, и я скажу, каковы ваши перспективы.

Я запила провансальским вином свой удачный ответ. И вызывающе улыбнулась.

– Хорошо. Только возьму бумагу и уголь.

Я уселась на стул перед ним и закинула ногу на ногу, наслаждаясь вином.

– Постарайся не нарушать позу. Сиди, как сидишь. – строго сказал он.

Мы внезапно перешли на ты.

– И после этого художники осмеливаются говорить о своём таланте? А как же натурщица? Одно движение – и твоя угольная гармония полетит к чертям! – парировала я.

– Искусство коллективно? – вдруг спросил он.

– Коллективно! У нас исторически так сложилось и не только в искусстве, а везде. Все творческие люди символисты и коллективисты в каком-то смысле, да что о высоком. Наши органы работают коллективно, мы не можем существовать в полном одиночестве, у нас в квартире коллектив вещей, необходимых для жизни, наши дурацкие высотки…Всё коллективно, но и индивидуально одновременно. Попробуйте, напишите натуру без натуры! – я выпила ещё.

– Это импровизация? Я много думал об этом. Но до сих пор не знаю, допустима ли коллективность в том, что называется искусством? У меня мало воображения. Одни эмоции. Раньше мне удавалось схватывать их. Я несколько лет провёл в кафешках Москвы, рисуя всех подряд. Там же раздавал зарисовки. Теперь, после застоя, нужен супер-раздражитель, чтобы вернуться в то состояние. Я выражаюсь цинично, но поверь, не циничен. Мне льстит, что такая красивая женщина, как ты, разговаривает со мной.