Карми
Шрифт:
— Ты что? — поймал ее в объятия Маву. — Змея?
— Нет, нет, — лепетала Сава, прижимаясь к его груди. Он показался ей надежнее и устойчивее, чем побежавшая вдруг под ногами почва. Внезапный испуг вылился слезами. Маву оглянулся, оторвал Саву от земли, опустил в постель, торопливо схватил платье:
— Ну-ка одевайся, живо!
Сава послушно сунула в рукава руки, утерла слезы. Маву одернул подол платья и сказал, берясь за башмаки:
— Что с тобой, госпожа?
— Причудилось…
— С утра? — удивился Маву. — Чудно… Сава всхлипнула:
— Как я испугалась,
— Ну что ты, милая. Я думал, у тебя сердце волчье, а оно у тебя человеческое.
— Плохо иметь человеческое сердце? — спросила Сава.
— Хорошо, — ответил Маву. — Вообще всякое сердце хорошо по-своему. Ты успокоилась?
Сава кивнула.
— Пойдешь купаться?
— Нет. Я к Руттулу.
— Ладно, — сказал Маву. — Или тебя проводить?
— Не надо. — Сава поднялась на ноги и пошла к шатру Руттула.
— Я видел трогательную сцену, — услышал Маву голос Стенхе. — Ты что же это вытворяешь, ублюдок?
Маву посмотрел: Сава далеко, ей уже ничего не будет слышно. Тогда он повернулся к Стенхе:
— Ты можешь поверить, что я ни в чем не виноват?
— Трудно поверить, — ответил Стенхе. — Я ведь твой нрав знаю.
— Она испугалась чего-то спросонья, — объяснил Маву.
— Это еще не повод прижимать ее к себе, — возразил Стенхе. — Ты что, без объятий не мог обойтись?
— Мог, — ответил Маву. — Но только она не могла. А ты если так беспокоишься о моем благонравии, то сказал бы ей, чтоб она передо мной голышом не ходила.
— Ну и голышом, — хмуро сказал Стенхе. — Ну и что с того?
— Я все-таки не каменный, — пояснил Маву.
— Жеребец, — дал свое определение Стенхе. — Я, кажется, не таким был в молодости.
— Да уж,, — согласился Маву и в глаза Стенхе припомнил:
«Сердце волчье, рыбья кровь, —
Подскажите, кто таков…»
Стенхе этого неуклюжего стишка давно не слыхал, с юности; услыхать его снова от смазливого молокососа было очень обидно.
— Ладно, — сказал он. — Разберемся в замке Ралло.
— Из-за дразнилки? — поднял брови Маву.
— Из-за госпожи, — ответил Стенхе. — Ведь при виде хокарэми у тебя грешные мысли не возникают?
— Возникают, — отозвался Маву. — Правда, не тогда, когда они, полуголые, фехтуют. В остальное же время они мне больше нравятся, чем обыкновенные женщины. Только я у них, увы, любовью не пользуюсь.
— Не смей у меня заглядываться на Саву, — предупредил Стенхе.
— Я не заглядываюсь, — отмел обвинение Маву. — Она же принцесса — не про нашу честь. Но только порой уж очень на хокарэми похожа. Я бы на месте Руттула не мешкал.
Хлоп! Маву замечтался и не успел парировать оплеуху, хотя вообще-то у Стенхе реакция немного хуже. Маву приложил к щеке ладонь.
— Изумительно, — пробормотал он, глядя с вызовом. — Будем драться или подождем до Ралло?
— Ты не хокарэм, — тихо сказал Стенхе. — Ты не хокарэм.
Глава 13
Ранней осенью, пребывая в Савитри, Руттул пошел на берег реки. Сопровождал его Маву: не то чтобы это
Когда Руттул и Маву спустились на берег реки, там на прогретом солнцем песке сидел полуголый Стенхе; рядом валялась горка принцессиной одежды, а сама принцесса была далеко — плыла, шлепая ладонями по воде.
Руттул остановился около Стенхе, разглядывая Саву.
— Хорошо плывет, — сказал он. — И дышит правильно.
Стенхе оглянулся и встал.
— Добрый вечер, — поклонился он. — Искупаться пришли?
Сава, заметив их, крикнула:
— Господин, отвернись, пожалуйста!
— Да плавай, плавай, — махнул Руттул рукой. — Мы с Маву дальше пойдем.
Но дальше по течению река уже была менее удобна для плавания, Сава отлично знала это и не хотела пользоваться любезностью принца.
— Нет, нет, — прокричала она. — Я уже выхожу. Только ты отвернись, господин.
Руттул послушно отвернулся. Маву собрал одежду, понес ее поближе к Саве, выходящей из воды. Руттул с интересом проследил за ним.
— Не подсматривай! — возмущенно воскликнула Сава, прячась за Маву.
Маву быстро накинул на нее большую шаль. Руттул отвернулся, рассмеявшись.
— А вас с Маву она почему-то не стесняется, — сказал он Стенхе.
— Чего нас стесняться? — пожал плечами Стенхе. — Разве люди скрывают что-то от своих башмаков? А мы для нее столь же привычны, как и обувь. — Он глянул на Маву и Савири; те были достаточно далеко, чтобы расслышать то, что он будет говорить Руттулу, и продолжил: — Последнее время я пытаюсь держать их подальше друг от друга, только трудное это дело. Ведь девки так липнут к Маву, к стервецу. И что они в нем находят?
Руттул оглянулся мельком. Сава была уже почти одета; Маву стоял рядом, держа двумя пальцами за шнурки ее башмаки.
— Безгрешная картина, — сказал Руттул. — Стенхе, может, ты зайдешь ко мне вечером? Вина выпьем, побеседуем…
Руттул иногда приглашал Стенхе побеседовать — обычно чтобы обсудить Савино воспитание. Руттул видел, что Сава растет не такой, как остальные девушки из знатных и простых семей, его беспокоил ее живой характер. Казалось ему, она жалеет, что родилась девочкой.
Стенхе это беспокоило тоже. Он полагал, что сложившиеся обстоятельства отражаются на ней не так, как следовало бы. Порой (мысленно) он пытался взвалить вину за это на амулет Руттула, но понимал, что и сам Руттул — человек необыкновенный. Не считая себя вправе что-то советовать принцу, Стенхе во время таких бесед рассказывал какую-нибудь историю, притчу, небылицу, предоставляя Руттулу догадываться самому. Руттул эту нехитрую игру принимал, сам в ответ что-нибудь рассказывал, пополняя Стенхеву коллекцию побасенок.