Карми
Шрифт:
Лодка уткнулась в берег. Сава вышла из задумчивости. Малтэр, встревоженный, расхаживал по берегу.
— Тебе, наверное, надо отдохнуть, госпожа моя, — сказал Малтэр, когда они возвращались к дому.
— Я не хочу отдыхать, Малтэр, — проговорила Сава. Она остановилась и глянула на него сухими глазами. — Я вообще не хочу жить, Малтэр.
— Так нельзя говорить, — ответил он быстро. — Тебе плохо, ты устала, у тебя горе. Но так говорить нельзя. Не гневи богов. Поплачь, моя госпожа. Слезы смягчают горе…
— Я знаю, Малтэр, — послушно кивнула Сава. — Но я не могу плакать, хоть у меня на сердце камень.
— Пойдем, — протянул руку Малтэр. — Тебе надо ознакомиться с завещанием.
Сава вошла в приемную Руттула и села в кресло для посетителей. Малтэр подозвал нотариуса. Тот развернул свиток.
«Я, Эрих Кениг, именуемый Руттул, завещаю супруге моей государыне Карэне Оль-Лааву владетельное право на Сургару. Также завещаю ей все, что имею, и даю разрешение на повторный брак по собственному выбору, но не ранее трех лет после моей смерти».
Сава глянула на пергамент. Подпись Руттула, печать Руттула, подписи свидетелей и печать нотариуса. Какое короткое завещание… Иные господа, знатные и не очень, перечисляют в завещании каждую подушку или ночную сорочку, Руттул же обошелся двумя фразами…
А мог бы и не писать завещания вовсе, подумала Сава. К чему оно, завещание? Что завещать-то, благородные господа? Страна разорена, в верховьях Ландры рыскают саутханцы, а майярцами осажден полупустой после наводнения Тавин.
Что, что теперь будет с высокой государыней Оль-Лааву? И что будет с тобой, Сургара?
…Жила-была девочка. Но сейчас ей вовсе не хотелось жить…
Книга вторая
АНГЕЛ СУДЬБЫ
Глава 1
Сава выжидала время, удобное для побега. У нее все было готово: длинная прочная веревка, рукавицы и небольшой узелок с необходимыми вещами. Но последнее время стояла холодная ветреная погода, так что нечего было и думать спускаться ночью со стены высотой в десять саженей и двадцатисаженного утеса, на котором стоял монастырь.
Уже не первую неделю она притворялась безвольной, бессловесной, сломленной — молчаливая покорность принцессы убаюкивала бдительность святых сестер. Они продолжали считать ее больной, но она больной больше не была или, может быть, была больна другим. Теперь она мрачно мечтала о мести, она желала действовать. Возможно, это было неразумно, но рассудительность вернулась к ней в достаточной степени, например, чтобы удержать от безрассудных поступков.
Выздоровление пришло к ней внезапно: она однажды проснулась и недоуменно огляделась вокруг. Было отчего недоумевать: неизвестно куда, в черную пропасть беспамятства, провалился последний месяц. Смерть Руттула, торопливые, неприличные похороны; договор, позор которого завоеватели чуть-чуть подсластили лицемерным уважением к ее происхождению; посуровевшее, едва скрывающее растерянность лицо Малтэра, — это она помнила какими-то отдельными урывками, наползавшими один на другой. Путешествие на Ваунхо вообще осталось в памяти единственным эпизодом: тесная каютка корабля ужасающе пахла рыбой; от этой мучительной вони ее чуть не вырвало, и служанка торопливо вывела принцессу на палубу, где порывы морского ветра по крайней мере
«Какая вонь? Мы же не рыбаки какие-нибудь!» — «Молчи, дурак, — ответил другой голос. — У ее милости носик нежненький, благородный, не то что твой шнобель…»
Существовал ли на самом деле этот сводящий с ума запах, или же больное сознание Савы создало его — Сава не стала бы сейчас выяснять; такие мелкие подробности ее теперь не интересовали. Куда больше она сейчас хотела узнать, чья рука и когда взяла из ее вялой ладони Руттуловы четки и глайдерный ключ. Их она хотела вернуть во что бы то ни стало. Но прежде Сава хотела вернуть себе свободу.
Веревки у нее было всего около двадцати саженей — больше она достать не могла, не вызывая подозрений; и без того пропажа вызвала переполох на хозяйственном дворе монастыря, и расстроенная сестра-келарница в конце концов убедила себя, что эту веревку она сама лично отдала неделю назад для починки сетей. Для спуска к подножию утеса веревки было явно маловато, но ничего не поделаешь. К тому же этой длины для Савы было вполне достаточно: она разработала хитроумный способ избавиться от розысков после побега. Сава подготовила свое «самоубийство».
Когда настала ночь побега, Сава тихонько выскользнула из кельи; загодя она приучила монахинь к мысли, что предпочитает спать одна и не терпит в своей комнате постороннего присутствия. Поскольку темноты Сава никогда не боялась и спала спокойно, монахини без опаски оставляли ее в покое до того самого момента, когда гонг начинает звать к утренней молитве.
Ночь была безветренной и не морозной — чувствовалось приближение весны. Сава сняла с себя монашеское одеяние и сунула его в мешок; простую серую шерстяную шаль старательно зацепила за стену — так, чтобы это казалось ненамеренным, и в то же время достаточно крепко, чтобы какой-нибудь случайно налетевший порыв ветра не сорвал ее. Сава не хотела, чтобы ее тщательно разработанный план рухнул из-за мелочей.
Спускаться со стены она решила несколько поодаль. Там в стене торчал крюк, за который можно было зацепить веревку, — Сава проверила его заранее, в одну из предыдущих ночей: крюк держался надежно, и его не мог вырвать из стены даже больший, чем у Савы, вес.
Вот с одеждой, подходящей для спуска по стене, было хуже. В иное время Сава бы надела для подобных упражнений прочные хокарэмские штаны, но их, как и вообще всякие штаны, негде было взять в женском монастыре, и Саве пришлось спускаться в чем она ходила — в теплой шерстяной рубахе, которую она укоротила примерно до коленей, и толстых вязаных чулках. Башмаки, чтобы не свалились с ног во время спуска, она буквально прибинтовала к ногам, и бинтами же обвязала колени, которые почти наверняка могли пострадать во время спуска.
Веревку Сава сложила в кольцо, к узлу привязала импровизированное сиденье из ремней — и получилось что-то вроде лифта.
Сава влезла в свою люльку, накинула веревку на крюк, на мгновение замерла на гребне стены, молитвенно сложила ладони и глянула на небо. «Вверяю себя вам, преблагие небеса!» — выговорила она через силу и, зажмурившись, скользнула вниз, отталкиваясь от стены и регулируя спуск торможением. Хорошо, что она заранее подумала о рукавицах, без них она бы попросту обожгла руки.