Кармилла
Шрифт:
Они вышли, и больше я ничего не услышала. Тогда я не понимала, что имеет в виду доктор, но теперь, кажется, догадываюсь.
Глава 5. Поразительное сходство
В тот же вечер из Граца прибыл сын реставратора картин, угрюмый темноволосый парень. В повозке у него лежали два больших ящика с картинами. От нашего шлосса до Граца, столицы здешних мест, почти десять лиг, и всякий раз по прибытии путника из города все обитатели замка собирались
Приезд сына реставратора наделал в нашем уединенном замке много шума. Ящики остались внизу, а гонец был передан на попечение слуг, накормивших его сытным ужином. Затем, вооружившись молотком, долотом и отверткой, он с помощниками спустился в парадную. Мы с живейшим интересом следили за распаковкой ящиков.
На свет одна за другой извлекались старинные картины, обновленные искусной рукой мастера. Почти все они представляли собой портреты и приобретены были стараниями моей матери, знатной дамы из старинного венгерского рода. Кармилла наблюдала за происходящим совершенно равнодушно.
Отец читал по описи названия картин, а сын реставратора вычеркивал соответствующие номера. Не могу судить о художественной ценности этих произведений, но были они, несомненно, очень старыми и довольно занятными. Я видела их, можно сказать, впервые, так как от времени они потемнели настолько, что до реставрации невозможно было разобрать изображения.
– В списке остался еще один портрет, – сказал отец. – В верхнем углу написано имя, насколько я сумел прочесть, «Марсия Карнштайн», и дата: «1698 год». Интересно, что из него получилось?
Я помнила эту картину: небольшого размера, фута полтора в высоту, почти квадратная, без рамы. Изображение скрывалось под толстым слоем пыли и копоти.
Сын реставратора с нескрываемой гордостью извлек картину. Портрет изображал женщину восхитительной красоты; она казалась пугающе живой. Мы отшатнулись: это была вылитая Кармилла!
– Кармилла, дорогая, вот так чудо! Это же ты, как живая, вот-вот заговоришь. Правда, красиво, папа? Смотри, даже родинка на горле точно такая же.
Отец рассмеялся и произнес:
– Да, сходство поразительное. – К моему замешательству, он был, казалось, совсем не удивлен; он быстро отвернулся и заговорил с сыном реставратора. Юноша, начинающий художник, неплохо разбирался в искусстве и очень толково судил о картинах, возвращенных к жизни его отцом. Я же, глядя на портрет, все больше и больше терялась в догадках.
– Папа, можно, я повешу эту картину у себя в комнате? – спросила я.
– Конечно, милая, – улыбнулся он. – Очень рад, что она тебе нравится. Я и не догадывался, что здесь скрывается такая красота.
Кармилла, казалось, не слышит этих восторженных речей. Она откинулась в кресле и, прикрыв глаза длинными
– Теперь мы можем как следует прочесть имя, написанное в углу, – продолжала я. – Вот оно, выведено золотыми буквами. Это не Марсия; здесь написано: «Миркалла, графиня Карнштайн»; сверху – небольшая корона, под ней – дата: 1698 г. от Р.Х. Я в родстве с Карнштайнами: моя мама принадлежала к этому роду.
– Ах! – томно воскликнула Кармилла. – Я тоже из Карнштайнов, они мои очень дальние предки. Скажите, жив ли сейчас кто-нибудь из этой семьи?
– Никто более не носит это имя. Род Карнштайнов давно пресекся, последние его представители пали в гражданских войнах; руины их замка находятся неподалеку, всего в трех милях отсюда.
– До чего интересно, – без выражения проговорила Кармилла. – Но посмотрите, как красиво сияет луна. – Она выглянула в приоткрытую дверь. – Давай немного погуляем по двору, полюбуемся на дорогу и реку.
– Примерно в такую же ночь ты попала к нам, – сказала я.
Она вздохнула и улыбнулась.
Мы обняли друг друга за талию и вышли на мощеный двор.
Не произнося ни слова, мы спустились к подвесному мосту, откуда открывался чудесный вид.
– Значит, ты не забыла ночь, когда это случилось? – еле слышно прошептала моя подруга. – Ты рада, что я здесь?
– Очень рада, милая Кармилла, – ответила я.
– И хочешь, чтобы портрет, похожий на меня, повесили у тебя в спальне, – шепнула она и, крепче обняв меня за талию, склонила голову мне на плечо.
– Какая ты романтичная, Кармилла, – откликнулась я. – Жаль, что ты не хочешь поведать свою историю. Ручаюсь, в твоей жизни была большая любовь.
Она молча поцеловала меня.
– Да, Кармилла, ты была страстно влюблена, и до сих пор твое сердце не успокоилось.
– Я никогда никого не любила и не полюблю, – прошептала она, – кроме тебя.
До чего красивой казалась она в лунном свете!
В глазах ее блеснул странный робкий огонек; она торопливо спрятала лицо у меня в волосах. Задыхаясь и едва не плача, она крепко сжала мою руку дрожащими пальцами.
Я почувствовала на щеке жар ее дыхания.
– Милая, милая, – шептала она. – Вся жизнь моя в тебе. Ты умрешь ради меня. Так суждено. О, как я тебя люблю.
Я отшатнулась.
Кармилла взглянула на меня. Из нее словно ушла вся жизнь: глаза потухли, лицо побледнело и ничего не выражало.
– Холодно. Ты не замерзла? – проговорила она, будто в забытьи. – Я вся дрожу. Что со мной, я сплю? Пойдем домой. Пойдем скорее домой.
– Кармилла, ты плохо выглядишь. С тобой случился небольшой обморок. Тебе нужно выпить немного вина, – сказала я.