Карнавал обреченных
Шрифт:
— Номер первый! — объявил Ломтев. — Кто следующий?
К барьеру подошел невысокий плотный майор с пышными бакенбардами и закрученными усами. Гусары оживились, раздались одобрительные возгласы.
— А ну-ка, Криницкий, тряхни стариной! Покажи, как ты целился во французов при Бородине!
Долговязый майор Якушев, ровесник и приятель Криницкого, шутливо запротестовал:
— Вот увидите, он нарочно промажет, чтобы вылакать у нас на глазах всю бутылку.
Криницкий замер с пистолетом, ловя цель на мушку. Раздался выстрел.
— Ага! Я же говорил! — торжествующе воскликнул Якушев. — Господа, предлагаю отступить от правил и в наказание лишить его бургундского!
— Постойте! — пробормотал удивленный Криницкий. — Клянусь, это не мой выстрел! Я только собирался спустить курок, как вдруг…
Он оглянулся и замер, словно окаменев. Все невольно тоже обернулись. Возле дома с дымящимся пистолетом в руке стоял высокий офицер в плаще и треуголке. Его лицо трудно было разглядеть, но, когда он вышел из тени, все четверо с радостными возгласами бросились ему на шею и чуть не задушили в объятиях.
— Репнин!
— Вот так сюрприз!
— Нет, это мне снится! Кирюша!
Репнин сгреб в охапку всех четверых, и они на миг замолчали, не в силах справиться с внезапным волнением. Суровые, закаленные в боях мужчины с трудом сдерживали на глазах слезы радости от неожиданной встречи. Посыпались вопросы… Здоров ли? Когда прибыл с Кавказской линии? Надолго ли? Почему одет в форму императорского флигель-адъютанта?
Он отвечал, что оставил службу на Кавказе по приказу государя, который пожелал назначить его своим личным офицером по особым поручениям. И хотя перспектива такой должности не слишком его радовала, пришлось согласиться.
— Нужно позаботиться о дочери, — объяснил он друзьям. — Моя Полина уже настоящая барышня. Не пристало ей жить в гарнизоне.
Володя Печерский взволнованно спросил:
— Кирилл Андреевич! Когда я смогу увидеть Сероглазку?
— Скоро, Володя! Ты лучше скажи, где твоя сестра?
— В Петербурге!
— Вовсе нет. Я пытался встретиться с ней в Петербурге, но ее дома не оказалось. Слуги объяснили, что она в Красном Селе.
— Вот как? — промолвил Печерский, размышляя сам с собой. — Значит, после нашего свидания на гауптвахте Натали поехала не домой, а на дачу. Ну что ж… Это даже лучше: она не видела ужасного наводнения даже из окон нашего дома. А дача всего в двух верстах от Красного Села, так что, Кирилл Андреевич, вы скоро встретитесь с Натали!
— Господа! — вдруг воскликнул Криницкий. — Теперь я понимаю, почему Репнин не стал разбивать бутылку. Сейчас мы ее откупорим и выпьем за встречу!
— Можете не трудиться, Криницкий, — улыбнулся Репнин. — Бутылка уже открыта.
Ротмистр кинулся к скамье, а потом вернулся с бутылкой и в изумлении показал ее друзьям. Все невольно ахнули. Пуля Репнина аккуратно отсекла горлышко бутылки.
Печерский пригласил всех к себе отпраздновать встречу,
— А где Шевалдин?
— Наш командир пребывает в глубокой хандре, — вздохнул поручик.
— Что случилось?
— Великому князю Николаю взбрело в голову взять шефство над нашим полком. Пользы от него никакой, зато забот — полон рот. Чуть ли не каждый день является с инспекцией, всюду сует нос, всем недоволен… Вместо того чтобы выполнять прямые обязанности, полковнику приходится возиться с ним, отвечая на нелепые вопросы.
— А мне можно его увидеть?
— Великого князя? — удивился Криницкий.
— Черт побери! Я хочу видеть Сержа! Зачем мне невежественный недоросль царской крови?
Все рассмеялись, и компания тут же направилась к просторному двухэтажному дому, где находилась штаб-квартира. Там же, в двух небольших комнатах, жил командир полка Сергей Шевалдин, давний и самый близкий боевой друг Репнина.
Они познакомились еще до войны и впоследствии воевали вместе, плечом к плечу. Смоленск, Бородино, Тарутино, Красный, Березина… Сколько раз Шевалдин спасал жизнь Репнину, и сколько раз Репнин отвечал ему тем же! А потом на Кавказской линии под пулями абреков они снова доказали друг другу свою боевую верность.
У дверей полковой штаб-квартиры дежурили часовые. Начальник поста спросил, как доложить о них командиру. Репнин хотел было назвать себя, но Криницкий, подмигнув, тайком сделал ему знак молчать и провозгласил грозно:
— Доложите, капрал, что к полковнику Шевалдину изволил явиться великий князь Николай Павлович!
Лицо солдата окаменело. Он вскинул руку к фуражке и вытянулся во фрунт, тараща глаза на офицеров.
— В-виноват, ваше высокоблагородие! Не разгляжу…
— Протри глаза, болван! — подыграл Репнин Криницкому, поправляя треуголку с пышным плюмажем.
— Святые угодники! — еле выговорил капрал. — Покорно прошу простить, ваше императорское высочество! Разрешите исполнить приказ?
— Ступай!
Капрала словно ветром сдуло. Не успели друзья договориться о дальнейших действиях, как двое ординарцев почтительно пригласили их в гостевой кабинет. Но Шевалдин, видимо, не слишком торопился выказать почтение своему шефу. Прошло три, четыре, пять минут… Командир полка не появлялся. Наконец Якушев не выдержал и отправился к Шевалдину лично.
— Господин полковник, — с порога доложил он, — великий князь ждет!
Командир поднял голову от стола, за которым работал, и бросил в сердцах:
— Какого черта ему нужно? Он думает, что я буду ради него выстраивать гусар на плацу за пять минут до отбоя? Займите его разговором. Кто там с ним?
— Криницкий, Печерский и Ломтев.
— Прекрасный случай для господ офицеров поупражняться в красноречии.
— Насколько я понял, он желает видеть именно вас!
Шевалдин нехотя поднялся и вышел из-за стола.