Карнавал
Шрифт:
– Как ты думаешь, его за настоящий примут?
– Твои друзья?
– Ага. Я хочу им продать.
– Нет, не примут, видно, что он вырезанный.
Мальчик передал бумажку. Одноклеточная посмотрела – оказывается, это был не доллар, а сотня. Бумажка была вырезана бритвой – прямо из рекламки в метро. Рекламка изображала щедрые руки, из которых сыплются доллары.
– Никак не примут, – сказала Одноклеточная, – потому что ты вместе с долларом отрезал полпальца.
– Ничего, я палец закрашу карандашом и пройдет.
Он спрятал бумажку в карман и достал другую.
– А это ты откуда взял? –
– У мамы, ей все равно не нужно.
Бумажка представляла собой листок, вырванный из партбилета. Листок был заполнен печатями, подписями и суммами взносов. Мальчик повертел листок и выбросил в окно.
– У меня еще четыре таких есть, – пояснил он, – а если нужно будет, то у папы вырву.
– Ты же обещал молчать.
– А ты обещала ловить главаря банды.
– Хорошо, – согласилась Одноклеточная, – мы будем его ловить, но ты должен мне помочь. Курить умеешь?
– Еще бы! – возмутился мальчик.
– Тогда будешь подходить к тем людям, которых я покажу, и просить у них закурить.
– Не дадут, я маленький.
– Правильно, не дадут. Но ты говори, что тебя мама послала, чтобы ты просил. Тогда они спросят, где же твоя мама, а ты покажешь на меня. Я буду сидеть в машине так, чтобы им было меня видно.
– А почему ты сама не попросишь?
Машина медленно тронулась с места.
– Нам еще долго ехать, – сказала Одноклеточная, – хочешь, я пока расскажу тебе сказку?
– Хочу.
– Тогда слушай. Когда-то в Африке жили-были антилопы. И там же, в Африке, жили-были львы. И львы все время ели антилоп, а антилопам это ужасно не нравилось. И вот однажды собрали антилопы собрание и стали решать, что же им делать. Долго они думали, но ничего хорошего придумать не могли. Наконец, решили они пойти в лес и спрятаться там от львов.
– А в лесу от них не спрячешься, – сказал мальчик.
– Правильно. Но раз собрание решило, то все должны подчиняться. И была среди них одна молодая антилопа, совсем еще маленькая, которая сказала точно как ты: «А в лесу от них не спрячешься». Тогда другие антилопы закричали на нее и сказали, что она еще молодая и в жизни ничего не понимает. А раз не понимает, то пусть лучше помолчит.
– А я бы с ними не пошел, и все.
– Вот и эта антилопа решила не пойти. Она так и сказала, прямо как ты: «А я с вами не пойду, и все». Тогда другие антилопы стали ее уговаривать, но она не соглашалась. Не хотела идти в лес. Тогда встала старая антилопа и сказала: «Если не хочешь, чтобы тебя съели, то подчиняйся большинству!»
– А я бы все равно не подчинился, – сказал мальчик.
– Вот так она и сделала. Все антилопы ушли в лес, а она осталась. Но львы тоже не спали. Они все подслушивали в кустах и все знали. Поэтому они сразу пошли в лес следом за антилопами. И больше в этих местах львов не осталось.
– Совсем не осталось?
– Нет, остался только один, старый-старый. Он был такой старый, что ему было трудно бегать по лесам и ловить антилоп. Поэтому он не пошел в лес. Он остался, дождался ночи и съел антилопу.
– Что, сразу съел?
– Нет, не сразу. Он решил растянуть удовольствие. Он съел кусок задней ноги, а остальное решил съесть утром. Он очень устал, пока ловил антилопу, поэтому лег и решил поспать. И вдруг он слышит тоненький
– Я знаю, это комар был.
– Нет, не комар. Лев открыл глаза и смотрит; перед ним стоит муравей. И муравей злой-презлой. Муравей кричит: «Ты один хочешь съесть столько мяса! Это нечестно. У меня восемь миллионов муравьенышей в муравейнике пухнут от голода! Так распухли, что уже стали белые и круглые!». «Ладно, – говорит лев, – можешь поесть немножко мяса, столько, сколько сможешь». И опять лев заснул. Утром о проснулся и видит.
– Что видит?
– Восемь миллионов муравьев пришли ночью и съели все мясо. Даже все косточки объели изнутри. Косточки стали белые, как пластмассовые. И совсем мясом не пахли. Тогда лев разозлился и пошел к муравейнику. Там он хотел найти злого муравья и раздавить его.
– И не нашел?
– Нет, не нашел. Тогда он стал бить лапами по муравейнику, но муравьи залезли ему в шерсть и начали кусать. Кусали они его, кусали, пока лев не убежал. После этого лев очень опечалился. Потому что больше не было антилоп, не было еды. Три недели он ходил и пил только воду. А когда очень хотелось кушать, то жевал траву.
– А живот у него не болел?
– Часто болел. Но что поделаешь, если есть нечего? И стал он совсем слабый. Такой слабый, что не мог больше ходить. Лег он и лежит.
– А что же он делал?
– Не знаю, наверное, о своем детстве вспоминал, о своей маме, которая не разрешала ему разговаривать с муравьями. Так он лежал-лежал, пока не пришли муравьи. А муравьи пришли и съели льва, потому что их было много.
– Если бы я был львом, они бы меня не съели.
– Съели бы. Жизнь так устроена, что муравьи всегда съедают львов. Но все равно львом быть лучше.
– Они его всего съели?
– Косточки оставили, на память. И в этом месте построили муравьиную школу. Когда восемь миллионов муравьенышей вылупились из куколок, то злой муравей (а он был директором школы – директора всегда злые) им говорил: «Видите, дети, эти кости?». Муравьеныши отвечали: «Видим!». «Когда-то здесь был лев. Очень злой был лев и очень плохой. Но мы ему показали! Он сам хотел есть все мясо, и не думал, что восемь миллионов муравьенышей останутся голодными. Нас было восемь миллионов, а он был один. Поэтому мы его съели. Что надо сказать, дети?» И муравьеныши хором отвечали: «Если не хочешь, чтобы тебя съели, то подчиняйся большинству!»
Одноклеточная уже подъехала к нужному месту и остановила машину.
– Смотри, – сказала она, – вон желтая машина и люди. Только на самом деле это не люди, а муравьи. А мы с тобой – львы. Их много, а мы только вдвоем. Если мы нападем на них, то они нас покусают, а потом поймают и съедят. Но мы будем хитрыми. Хорошо?
– Хорошо, – сказал мальчик и вылез из машины.
Желтая машина принадлежала лечебнице для душевнобольных. Кроме яркой желтизны и двух оранжевых полос на ней еще красовались голубые буквы, призывающие людей не бояться и почаще заходить. Но обилие городских сумасшедших почему-то не откликалось на подобны ненавязчивые призывы. Сверху у машины росли две антенны: одна карликовая, а другая длинная, изогнутая, изображающая быструю езду. Сзади красовалась одна-единственная большая фара в клеточку. Фара была привинчена на усике, как крабий глаз.