Каролина
Шрифт:
Справившись с ремнём, капитан наклонился и рукавом стёр кровь с моих губ. Я отвернулась. Он погладил меня по щеке.
Шуршание, возня, невнятные ругательства. Через минуту я осталась одна. Думала, что слушаю стук своего сердца, но то были шаги. Тяжёлые, неспешные, от них стены будто бы вибрировали, а мои зубы стучали ещё громче.
Чудовищем Нуррингора его называли. Королевский судья, тюремщик, палач. Ориентир жестокости. Одна его подпись… может, небрежный взмах рукой – и заключённый становился приговорённым. Имя его произносили с тем же благоговейным ужасом, с каким
Он едва прошёл в проём. На голову выше самого рослого мужчины, в плечах шире великанов, которые, если верить легендам, бродили по миру тысячу лет назад. На его мундир ушло больше кожи, чем понадобилось бы для формы троих его людей.
– Госпожа Каролина.
Его низкий хрипловатый голос вывел меня из оцепенения.
– Гранд Айвор? – спросила я зачем-то. Разве ж тут спутаешь.
Этот точно не успеет меня изнасиловать – если прижмёт к столу, позвоночник сломается, и всё быстро закончится.
Он обошёл вокруг. Я почувствовала, как сгустился надо мной воздух, сдавленный под его тяжестью, а потом верёвка на руках лопнула. Кажется, он разорвал её пальцами.
Маленькая свобода возымела странный эффект: перед глазами поплыло, тошнота подступила к горлу. Онемевшие руки едва слушались, но я смогла схватиться за край стола, чтобы не упасть.
– Мои люди с утра были заняты вашими поисками и упустили некоторые новые обстоятельства.
Он так и остался стоять у меня за спиной, судя по звукам, отошёл к стене.
– Какие обстоятельства? – спросила я машинально.
– Мне известно, что это не вы.
Я перебросила ноги через скамью и повернулась к главному палачу. Камера крутанулась на пол-оборота дальше, покачалась и вернулась на место.
– Что, не я?
– Не вы совершили преступление, за которое чуть не поплатились.
Тряхнув головой, я прогнала темноту и сфокусировала на нём взгляд.
– Это я.
Его длинные волосы были столь же бесцветно белыми, сколь чёрными были его глаза. Половину лица и шею изрезали шрамы – ломаные, тоже чёрные линии. Его словно хлестали огненной плетью, но вместо ожогов и рубцов осталась мёртвая ткань из угля и пепла. Говорили, это тёмная душа рвётся наружу.
Наверное, никто так долго на него не смотрел.
– Нет, – последовал запоздалый ответ, – не вы. Вы – можете быть свободны.
Я замотала головой. Вдруг он не разглядел с высоты своего роста – я оттолкнулась ногами от скамьи и уселась на стол.
– Я отказываюсь. Не смейте! Пожалуйста… – вот он, миг настоящего ужаса. Всё, что произошло до этого, померкло.
– Как королевский судья я обязан следить, чтобы в Нуррингор попадали настоящие убийцы, госпожа Каролина.
Разгадав моё желание, он пододвинул к себе скамью и сел. Так наши лица оказались на одном уровне. Он и правда знал. Чернота его глаз выдавала больше, чем некоторые страстные речи.
– Настоящие? – я ни разу не кричала сегодня, но голос сел. – Ей семнадцать лет. Этот выродок…
– Я бы попросил… всё же покойный наследник герцога, самой титулованной и состоятельной
– Этот мерзкий выродок насиловал Тею с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать.
– И вот два дня назад девушке под руку попался железный штырь, валявшийся на полу беседки. – Гранд Айвор, пересказывая трагические события, скучающе рассматривал ссадину на моей шее. – После она в панике прибежала к вам и просила о помощи, а вы велели позвать стражей и молчать. Так всё было, госпожа Каролина? Вы можете идти, вас ждут на улице.
Я сложила руки за спиной.
– Вам нужен преступник? Я здесь. Можете позвать ваших псов – пусть задерут мне юбку, пусть делают, что хотят. Можете запереть меня в вашей тюрьме до конца жизни. Можете сразу межам отдать, как там… в качестве ресурса. Не трогайте девочку.
Уголок его губ – на чистой, не обезображенной шрамами половине лица – дёрнулся то ли в неуместной улыбке, то ли в гримасе отвращения.
– Почему? – он сощурился.
– Что?
– Вы с этой девушкой состояли в любовной связи?
– Что? Да нет же!
– Тогда почему вам есть дело?
А почему я дышу? Почему испытываю нужду в пище, свете или дружеском прикосновении?
– Потому что, – протянула я медленно, – это свойственно человеку. Привязываться, заботиться, сострадать… Или вы не человек?
– Не совсем.
Вдруг вспомнив о чём-то, он расстегнул мундир и достал из внутреннего нагрудного кармана помятую лепёшку.
– Вот, – он протянул мне хлеб. – Сострадание.
Я схватила угощение и вгрызлась в тесто зубами.
– Так себе последний ужин осуждённого, – пробормотала я с полным ртом. – Но спасибо.
– Вы уйдёте наконец?
– Нет.
Мимо маленького зарешёченного окошка под самым потолком, каркая, пролетела ворона. Мы одновременно посмотрели вверх, а потом друг на друга. Я не знала, как иначе демонстрировать решимость, только твёрдым взглядом. А он точно не ожидал, что кто-то способен так долго на него смотреть.
Проглотив последний кусок лепёшки, я вытянула вперёд руки.
– Давайте уже заканчивать, – я соединила запястья. – Меня срочно нужно изолировать, я со вчерашнего вечера мечтаю воткнуть в чьё-нибудь горло вилку для рыбы. Пожалуйста… Вас называют чудовищем, но в сравнении с людьми, которых я встречала сегодня, в вас я чувствую больше милосердия. А если правду говорят, то не всё ли вам равно, чью казнь благословить?
Ножка скамьи противно проскрежетала по полу. Гранд Айвор поднялся, а я невольно отклонилась назад.
– Милосердие. Не представляю. – В поисках тени он отошёл в угол камеры. – Как это ощущается?
– Как щипцы, – ответила я без раздумий. – Они вгрызаются в сердце и отрывают от него по кусочку.
– Теперь я понимаю ваше стремление умереть.
Я слабо улыбнулась.
– Вы, значит, разговариваете на языке боли. Я знаю его. Что ещё вам перевести?
Он провёл рукой по волосам и отвёл их за ухо. Я повторила движение. Его шрамы на виске и моя седая прядь – как отражение друг друга. Следующим жестом он указал на дверь.