Каролина
Шрифт:
– Я уже достаточно выпил сегодня. – Миро вдруг глухо рассмеялся, и мне в лицо пахнуло терпким хмельным запахом. – К тому же, времени мало. Скоро мне нужно вернуться на пост, а завтра утром мы – некоторые из нас – отбываем к северному побережью. Ох, Каролина, да ты и не пытаешься скрыть радость… Но я вернусь к тебе. Не раньше середины лета, правда, но вернусь. – Он подхватил меня за талию и усадил на комод. – Скажи, что любишь меня. Представляешь, меня ведь никто никогда не любил, даже моя… И ты молчишь? Молчи. Не нужна мне твоя любовь. Верно, Боги сотворили
Он развёл в стороны мои колени. Не наклоняясь, не отводя взгляда от моего лица, Миро нашёл и рванул вверх подол юбки. Также на ощупь – ведь интереснее вида голых женских бёдер высматривать протест в сжатых скулах – Миро развязал подвязку чулка. Ткань соскользнула до щиколотки, а верёвочка обняла моё запястье. Давно ли он так придумал? Ради этого ли помогал? И если он торопился на пост, то почему так медленно заводил за спину мои руки? Связывая их, Миро нежно прильнул к моей груди, словно объятия только так обретали для него смысл.
– Не волнуйся, правила я помню и уважаю, – шепнул он мне в ухо.
Рядом на комод с глумливым звяканьем опустился тяжёлый мешочек с монетами. В унисон с ними звякнула пряжка ремня.
– Ненавижу тебя, Миро, – в моём шёпоте тоже слышался звон.
– О да, – он сильнее надавил на колени и подался вперёд. – Теперь ты, наконец, говоришь правду.
Солль
В спальне ждала ванна, полная горячей воды. Не знаю, кто так чутко обо мне позаботился, но пусть Боги вспомнят и благословят его.
Трудно было раздеться. Словно окаменевшие, пальцы едва справились со шнуровкой платья. Чулки с бельём я сбросила, не касаясь себя, а после представила воду плащом и укуталась в него. Я тёрла мочалкой тонкие полоски на запястьях, пока раскрасневшаяся кожа не скрыла следы от верёвки. Синяки на спине завтра проявятся. Ссадины на внутренней стороне бёдер – нашивки форменного мундира жёсткие, шершавые, – гармонично переплелись с моими старыми шрамами. Забавно… те рубцы остались навсегда, хоть оставивший их забылся. Сегодняшние следы скоро побледнеют, но как стереть из памяти это чувство безнадёжной уязвимости?
Я плотно сжала ноги и погрузилась в воду по самый подбородок, мечтая раствориться. Небо за окном медленно светлело, а я продолжала лежать в остывающей воде, пока подушечки пальцев не сморщились, а плечи не покрылись мурашками. Пришлось всё-таки выбираться. Оставляя на полу мокрые следы, я подошла к окну и распахнула его. Свежий воздух вступил в колючее сражение с капельками на моей коже и скоро победил их. В предрассветной серости все отметины далёкого прошлого и этой ночи утратили цвет, объятия воды и ветра оттеснили прикосновения чужих рук и губ. В паху уже почти не ныло. Я в порядке. В порядке.
Гадая, навсегда ли сон покинул меня, я надела не самое эффектное, зато мягкое платье, и вышла из спальни. Сложившаяся традиция диктовала мне первой спуститься в зал и раздвинуть шторы – впустить новый день. Я уже была на середине лестницы, как услышала
Я не принимала осознанных решений, просто развернулась, вновь прошла по коридору второго этажа до последней двери и толкнула дверь в спальню Мэрг. Вот он, висит на вбитом в заднюю стенку шкафа гвозде. Небольшой, точно игрушка, арбалет – лёгкий и изящный. На украшенных искусной резьбой деревянных плечах темнели гнёзда от давно распроданных рубинов. В пазе угодливо лежала тонкая стрела из настоящей ируланской стали. Рычажок охотно следовал за моими пальцами: застонала пружина, и тетива с тугим скрипом натянулась. Подарок, говорила Мэрг беззаботно, на всякий случай.
Обратно я шла, прислушиваясь. Удачей стало бы для всех, сумей Сантро выпроводить незваного гостя, но ведь арбалет так приятно оттягивал кисть… Я мрачно улыбнулась.
Двое на пороге замолчали и синхронно повернулись на звук моих шагов. Привратник свёл брови на переносице, зыркнул на оружие, потом снова на меня, и медленно покачал головой.
– Ступай и проверь задний двор, Сантро, – произнесла я спокойно, а мысленно пообещала ему, что всё разрешится благополучно. – Я приму нашего гостя.
Поколебавшись ещё немного, он кивнул и грузной поступью зашагал к чёрному ходу. Тень улыбки сошла с моего лица. Я заговорила снова – в погребе Мэрг не нашлось бы вина крепче и суше моего голоса:
– Что привело вас к нам в столь ранний час, гранд Ренфолд?
Он ввалился в зал, источая дивный аромат: смесь перегара, дыма, дорогого парфюма и вчерашнего пота. Впрочем, Ренфолд умудрился сохранить ясный взгляд и твёрдость голоса.
– Ты, – выплюнул он. – Снова. Почему ты посылаешь в мой дом всяких псов, которые смеют мне угрожать? Где Солль?
Я удобнее перехватила приклад и остановилась напротив.
– Вынуждена сообщить вам, гранд Ренфолд, что ваше присутствие в нашем заведении отныне нежелательно.
– Мне ещё шлюхи всякие не указывали, куда приходить, а куда – нет!
Он выпрямился и качнулся в мою сторону. Хотелось отступить, но я мысленно пригвоздила себя к паркету.
– Скажи, ты сам её избивал? – Слова причиняли мне боль. – Пока кровь не пошла, да? А потом ещё немного, чтоб уж наверняка…
Тихий ответ послышался у меня за спиной.
– Нет, но он наблюдал.
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы взглянуть на Солль – я видела её отражение в лице Ренфолда. Оно вмиг утратило цвет, уголки губ опустились, на шее быстро забилась жилка.
– Солль! – выкрикнул Ренфолд сдавленно. – Девочка, как ты?
Вероятно, она осталась стоять на лестничном пролёте, на фоне собственного портрета – Ренфолд смотрел поверх моей макушки.
– С ней всё будет хорошо, – ответила я.
Ренфолд затрясся. Глаза его увлажнились, и вот первая слеза скатилась по щеке, проложив дорожку в проступившей за сутки жёсткой щетине.