Карпатские орлы
Шрифт:
В идейно-политической работе, вполне естественно, всех нас занимали прежде всего итоги только что закончившейся войны с фашистской Германией, истоки нашей победы, устройство послевоенного мира, дальнейшие задачи Советских Вооруженных Сил.
В докладах и лекциях, а также на занятиях по политической подготовке наши командиры и политработники, партийный актив постоянно разъясняли возникавшие у личного состава вопросы об образе жизни в капиталистических странах, конкретные вопросы, относящиеся к Чехословакии, сопоставляли западный образ жизни с жизнью
Изучению опыта войны посвящались занятия в системе командирской подготовки, теоретические конференции, семинары политработников. На одном из семинаров мне довелось выступить с рефератом об опыте партполитработы в боевых условиях в стрелковом полку.
День за днем полк учился. А после напряженных учебных будней мои однополчане мечтали, строили планы на будущее.
Так уж устроена жизнь, что нормальным состоянием для человека, конечно, является мир, а не война. Только что отгремели пушки, а людей уже захватили мысли о мирной жизни.
Бойцы и командиры радовались победе, радовались тому, что враги Родины разбиты, что война окончилась, что теперь для каждого начнется мирная жизнь.
Перечитываю пожелтевший от времени номер дивизионной многотиражки за 17 мая 1945 года. Вот заметка, рассказывающая о том, что офицеры 327-го полка собрались за праздничным столом. За этот стол я сел, когда пришел из политотдела дивизии. В небольшой березовой роще, совсем такой же, как у нас в России, в Подмосковье, собрались мои друзья. Стройные в своем белом наряде березы заставили меня вспомнить конец сурового сорок первого года. На память пришли строки:
Белые березы, Милые сестрички, Свесили сережки, Девичьи косички.А вместе с этими строками вспомнилось и другое… Мела метель, на шоссе, которое вело к Москве, зияли воронки от бомб, и мы в Панфиловской дивизии не смыкали глаз уже трое суток, затыкая бреши в обороне. Совсем недалеко за нами была Москва. «Знаешь, я о березах стихи сочинил», — сказал я тогда товарищу. А тот, словно не слыша меня, тихо и как-то отрешенно промолвил: «Ну все… За этой березовой рощей — уже Москва…»
В тот день я был ранен. Через сутки мой товарищ погиб в бою, погиб как герой. Я вспоминаю его самым добрым словом…
Открыл праздничный обед Михаил Герасимович Шульта, провозгласивший тост в честь Победы. Затем он предоставил слово мне. Я сказал о партии, о Родине, о людях полка и их верности своему воинскому долгу. Меня сменил А. В. Берлезев, командиры батальонов В. Е. Юрков, Ф. Г. Луков.
Добрыми и скорбными словами вспомнили тех, кто остался лежать на полях сражений, заплатив за победу своей жизнью.
Непринужденная обстановка располагала к товарищеским разговорам.
— Вернусь в свой институт, — делился с нами своими
— А мне институт не по зубам, рабочая я кость, — сказал командир минометной роты Груздев.
— А я что — барская? — усмехнулся Кокорин.
— Но ты уже учился, а у меня знаний маловато. Пойду мастеровым на фабрику.
— А мне дорога в хозяйственники, — вставил капитан Агеев. — Уже поздно учиться.
Говорили о разном — об общем, личном, большом, малом…
Праздничный обед был устроен и для рядового состава и младших командиров. Пришли начальники, поздравили наших гвардейцев с победой. А потом состоялся концерт полковой художественной самодеятельности, главная заслуга в подготовке которого принадлежала комсоргу полка Виктору Калинину, трудившемуся вместе с большой группой энтузиастов. У меня сохранилась фотография — на деревянном помосте все участники самодеятельности. Фотограф их запечатлел, когда они прощались со зрителями. На переднем плане танцевальная группа: в эффектных позах застыли минометчики старший сержант Шота Берадзе и санинструктор сержант Якушева. Позади танцоров другие участники концерта: командир артиллерийского взвода Оничко, старшина полковой батареи, лучший песенник полка Н. Ф. Харченко, санинструктор Ольга Рябичко.
Концерты художественной самодеятельности в то время в подразделениях полка устраивались часто — в плясках и песнях выплескивалась радость, бившая через край.
В один из воскресных дней у меня в палатке сидели пожилой коновод Н. П. Жвавый и ординарец Костя Точилин. Инициативой беседы быстро завладел Жвавый, он мечтал о том, как вернется к себе в Ростовскую область, в колхоз, станет работать конюхом.
— А я по музыке соскучился… К своей профессии музыканта вернусь, — вставил Точилин. — Приеду домой, высплюсь досыта, а потом — за музыку…
Прошло много лет, и до сего времени я с благодарностью вспоминаю этих славных людей, немало мне помогавших во фронтовом быте.
Нашу беседу прервал начподив Г. А. Бойченко. Командование дивизии располагалось в лесу рядом с полком. Начальник политотдела решил посмотреть, чем люди занимаются в выходной день. Пошли в полковую пушечную батарею — оттуда до нас долетела песня. «Послушаем», — сказал Бойченко. Батарейцы сидели кто на пнях, кто на скамейках, сколоченных на скорую руку, кто на траве. Запевали Оничко, Харченко, Дробышев. Пела вся батарея. Увлекшись, к певцам присоединились и мы с Бойченко.
— О чем думаем-мечтаем, хлопцы? — спросил Бойченко, когда наступила пауза.
— О доме, — почти хором ответили бойцы.
— А что же о доме-то думаете? Какие планы?
— «Окончу с победой, к тебе я приеду» — как в песне, — сказал рыжеволосый, скуластый боец. Все заулыбались.
— И то верно. А вообще-то у каждого свое, — ответил гвардии старшина Метальников.
— Добраться бы поскорей домой, а там разберемся, что к чему, — весело посматривая на нас, молвил вислоусый боец.