Карта дней
Шрифт:
– Оливия! – прошипела бдительная Бронвин.
Оливия поглядела на Эмму и понурилась.
– Все в порядке, – легко сказала Эмма, но тут я поймал ее взгляд в зеркале заднего вида, и она быстро отвела глаза.
Уж не для того ли она захотела приехать сюда, чтобы доказать мне что-то? Что она пережила это чувство и старые раны больше не болят?
А потом я завернул за угол, и перед нами оказался дом – невзрачный, как обувная коробка, в самом конце заросшего тупика.
Вдоль всей Морнингберд-лейн дома выглядели какими-то
– Ну, вот и он, – сказал я, сворачивая на подъездную дорожку. – Самый обычный дом.
– А как долго он здесь жил? – спросила Бронвин.
Я уже собирался ответить, но тут меня отвлекло кое-что незнакомое, до сих пор успешно не попадавшееся мне на глаза: табличка «Выставлено на продажу», воткнутая в траву. Я вылез из машины, пересек двор, вытащил знак и швырнул его в канаву.
Никто мне ничего не сказал.
Ну, еще бы они сказали: я бы устроил скандал, а родители явно не хотели разбираться еще и с этим. Мои эмоции были для всех той еще проблемой. Сзади подошла Эмма.
– Ты в порядке?
– Это я должен тебя спрашивать, – возразил я.
– Со мной все в порядке. Это ведь просто дом, так?
– Так. И я не понимаю, с какой стати мне так противно, что родители решили его продать.
Она обняла меня со спины.
– Не надо ничего объяснять. Я понимаю.
– Спасибо. А я пойму, если ты захочешь отсюда уехать. В любой момент, только скажи.
– Со мной все будет хорошо, – сказала она и добавила совсем тихо: – Но все равно спасибо.
Сзади произошла какая-то суета: обернувшись, мы увидели, что Бронвин и Оливия стоят возле кузова машины.
– Там что-то есть, в багажнике! – закричала Бронвин.
Мы подбежали к ним. Приглушенный голос что-то вопил. Я нажал кнопку на брелке, и кузов открылся.
Оттуда выглянул Енох.
– Енох! – воскликнула Эмма.
– Что ты здесь делаешь? – возмутился я.
– Ты правда думал, что я останусь дома? – он заморгал, ослепленный внезапным солнцем. – Тогда подумай еще раз.
– Ну, ты даешь, – покачал головой Миллард. – Иногда это уже ни в какие ворота не лезет.
– Да, нередко моя прозорливость захватывает людей врасплох.
Енох выкарабкался на подъездную дорожку и немного растерянно огляделся.
– Так, погодите. Это не магазин готового платья.
– Боже, да он и правда гений! – восхитился Миллард.
– Вообще-то это дом Эйба, – сообщила Бронвин.
У Еноха отвалилась челюсть.
– Что?! – он поднял бровь и со значением поглядел на Эмму. – И чья же это была идея?
– Моя, – сказал я, надеясь задушить неуклюжий разговор на корню.
– Мы приехали принести дань уважения, – пояснила Бронвин.
– Ну, раз ты так говоришь, – согласился
Ключей от дома я с собой не взял, но это было и неважно: запасной ключ был спрятан в огороде под раковиной – о нем знали только дедушка Портман да я. Было что-то такое, очень уютное, в том, чтобы найти его там, где ему и полагалось быть.
Я открыл парадную дверь, и мы вошли внутрь.
Большую часть лета кондиционер здесь явно не работал: воздух внутри оказался горячий и затхлый. Но еще хуже температуры оказалось открывшееся нам зрелище. Одежда и бумаги были свалены шаткими кучами на полу, домашняя утварь – разбросана по всем поверхностям, мусор извергался наружу из пирамиды мешков в углу.
Папа с тетей так и не закончили разбирать дедушкины вещи. Папа забросил это дело, а с ним и дом, когда мы отчалили в Уэльс, и просто воткнул снаружи табличку о продаже, в надежде, что кто-нибудь другой сделает все за него. Внутри дом был больше похож на разграбленный склад Армии спасения, чем на жилище почтенного старика. Меня захлестнуло волной стыда. Захотелось сразу начать извиняться, объясняться и наводить порядок, словно был еще шанс спрятать то, что друзья и так уже увидели.
– Ого, – сказал Енох, оглядываясь по сторонам и щелкая языком. – Должно быть, скверно он жил в последнее время.
– Нет… – принялся запинаться я, зачем-то хватая стопку старых журналов с сиденья дедушкиного кресла. – Тут… тут никогда не было… – так. По крайней мере, пока он был жив.
– Джейкоб, погоди, – сказала Эмма.
– Ребята, может, вы подождете минутку на улице, пока я тут…
– Джейкоб! – она поймала меня за плечи. – Стоп!
– Я быстро, – не унимался я. – Он так не жил. То есть он не так жил, клянусь.
– Я знаю, – сказала Эмма. – Эйб бы даже завтракать не сел, не надев чистую рубашку с новым воротничком.
– Вот-вот! – поддакнул я. – И поэтому…
– Мы хотим помочь.
Енох скорчил рожу:
– Что, правда?
– Да! – воскликнула Оливия. – Мы все присоединимся.
– Согласна, – вставила Бронвин. – Нельзя все тут вот так оставлять.
– Да почему нет-то? – возмутился Енох. – Эйб уже умер. Кому какое дело, чисто ли у него в доме?
– Нам, – отрезал Миллард, и Енох отшатнулся, словно тот его толкнул. – А если ты помогать не собираешься, иди и запрись обратно в багажнике!
– Да! – крикнула Оливия.
– Не надо так злиться, ребята, – Енох взял из угла швабру и покрутил ею. – Видали? Я в деле. Шух, ш-шух!
Эмма хлопнула в ладоши.
– Тогда давайте приведем это место в порядок.
И мы принялись за работу.
Эмма была главной: она раздавала приказы, как заправский сержант по строевой подготовке – наверняка это не давало ее мыслям разбредаться по дому со всем его прошлым.
– Книги – на полки! Одежду – в шкафы! Мусор – в ведра!
Одной рукой Бронвин подняла мягкое кресло Эйба над головой: