Карта неба

Пальма Феликс Х.

Майк кивнул с серьезностью ребенка, который больше всего на свете жаждет отцовской похвалы, и, зажав в руке оружие, враждебно взглянул на пленников. Хромой же без лишних слов сделал шаг к Эмме, которая задрожала и побледнела, и с шутовским поклоном протянул ей руку.

— Прошу вас, мисс, не будете ли вы так любезны потанцевать со мной наедине в моих покоях?

Не успел он закончить фразу, как Мюррей сделал попытку встать между ними, но не сводивший с него глаз Майк остановил его, приставив ему пистолет к виску.

— Спокойно, толстяк, — приказал он хриплым голосом. — Не заставляй меня попусту тратить на тебя пулю.

Миллионер смерил его взглядом, но в конце концов повиновался и вернулся на прежнее место, понимая, что мертвым не сможет помочь Эмме. Хромой довольно ухмыльнулся, решив, что Мюррей смалодушничал, и грубо дернул перепуганную девушку к себе.

— Превосходно, вот это

мне нравится, джентльмены, — похвалил он, угрожающе держа шило в нескольких сантиметрах от горла девушки. Затем обратился к Мюррею: — Предпочитаешь, чтобы я оставил дверь открытой, толстяк, дабы ты смог услышать, как она стонет от наслаждения?

Мюррей ничего не ответил. И лишь посмотрел на хромого с удивительным спокойствием, но от Уэллса не укрылась холодная решимость его взгляда. Это был взгляд человека, понявшего, что смысл его жизни изменился, и уже не важно, ни чем он занимался до сих пор, ни что собирался делать в будущем, потому что сейчас его единственным предназначением была месть. И он понял, что, как и пообещал, миллионер убьет хромого, что если даже в ходе всей этой заварухи Мюррей будет убит или погибнет случайно, он все равно вернется с того света, чтобы прикончить его, поскольку ярость, охватившая его душу, станет мостом между двумя мирами и позволит ему вернуться.

В этот момент через окно, расположенное рядом с лестницей, Уэллс заметил темный силуэт, который поднялся во весь рост и тут же пропал из виду. Это мог быть только Клейтон. К счастью, никто из злоумышленников его не увидел, поскольку они стояли спиной к окну, а потому агент мог по-прежнему рассчитывать на фактор неожиданности. Уэллс искоса глянул на Мюррея, желая понять, заметил ли тот Клейтона, но миллионер не сводил глаз с хромого, тащившего перепуганную девушку наверх. Когда они скрылись на втором этаже, Мюррей печально прикрыл глаза, словно собирался молиться, готовясь услышать, как его любимая женщина кричит от боли и ярости, опозоренная носильщиком с вокзала, который вследствие превратностей судьбы превратился в человека, способного нанести ему самый большой ущерб в его жизни.

— Так-так, не делайте грустные лица, джентльмены, — издевательски сказал Майк, притворяясь, будто хочет разрядить обстановку. — Чем бы мы могли заняться, чтобы немножко развлечься и забыть о том, что происходит наверху?

— Мы можем заставить их поплясать, Майк, — предложил рыжий, обнажив в улыбке свои гнилые зубы. — Сам знаешь как: постреляв по ногам.

Майк презрительно поморщился.

— Сколько, по-твоему, зарядов в револьвере, Джосс?

— Не знаю, Майк.

— Шесть, всего шесть чертовых пуль. Хочешь, чтобы мы вот так зазря их потратили?

Шесть пуль. До сих пор Уэллсу не приходило в голову, что револьвер может оказаться без зарядов, но, сделав быстрый подсчет, он убедился, что пока этого не произошло: в стычке на вокзале было произведено три выстрела, два в воздух и один в ногу носильщика, так что, к сожалению, оставалось еще три пули — достаточно, чтобы их прикончить. В это мгновение из кухни донесся какой-то шум. Уэллс подумал, что это, должно быть, Клейтон проник туда через окно и теперь привлекает внимание злоумышленников, что входит в его план освобождения пленников. Вернее, ему хотелось так думать, и потому он изгнал из головы образ неуклюжего агента, некстати споткнувшегося обо что-то. Злоумышленники посмотрели в направлении кухни, то же самое сделал Уэллс, инстинктивно напрягший мышцы, готовясь действовать, если это понадобится. И только Мюррей остался безразличен к происходящему и по-прежнему не сводил глаз с верхней части лестницы.

— Что это было? — проговорил Майк, продолжая держать пленников под прицелом. — Сходи посмотри, Джосс.

— Почему я? — возмутился рыжий.

— Потому что я должен оставаться здесь и караулить этих двух болванов!

Джосс открыл было свою пасть, чтобы возразить, но, наткнувшись на суровый взгляд напарника, передумал. Недовольно вздохнув, он взял на изготовку шило и стал подкрадываться к двери кухни. Добравшись до нее, он заглянул внутрь и внимательно осмотрел помещение, но, похоже, не обнаружил ничего подозрительного. В конце концов он проскользнул туда. Уэллс подумал, что агенту Клейтону нелегко придется в схватке со столь жилистым соперником, который хотя и не блистал умом, но, по-видимому, имел немалый опыт уличных драк. Прошло несколько минут, но все было тихо. Майк, который не отличался особым терпением, уже готовился окликнуть напарника, как вдруг послышались новые звуки: глухая мелодия ударов, тяжелое дыхание, стук кастрюль об пол, и не нужно было быть особо проницательным, чтобы понять, что на кухне шла драка.

— Джосс, что там, к дьяволу, творится? — захотел узнать Майк.

Не получив

ответа, тип с обезьяньей физиономией, не переставая целиться в пленников, начал медленно двигаться к кухне спиной с намерением понять, что же происходит там внутри. Уэллс проглотил слюну и сжался как пружина. Этот самый Майк был примерно одинакового с ним телосложения, вследствие чего у него появлялся некоторый шанс вырвать у соперника оружие, напав на него внезапно и действуя быстро. Не успев подумать это, он понял всю абсурдность подобной мысли, поскольку не имел никакого опыта драк. Но скорее всего, Клейтону понадобится помощь, пусть даже небольшая, и совершенно очевидно, что миллионер, продолжавший безмолвно созерцать верх лестницы, не в состоянии ее оказать. Если существует какая-то возможность изменить ситуацию, то наверняка потребуется его вмешательство, и потому писатель глубоко вздохнул и незаметно повернулся в сторону Майка, словно бегун на старте. В этот миг из глубины кухни показались два сцепившихся тела, они с грохотом упали на пол и прокатились по нему несколько метров, чтобы остановиться у самых ног Майка. Уэллс узнал агента Клейтона, который в этот момент поднимался на ноги, позволяя увидеть мясницкий нож, вогнанный по самую рукоятку в грудь его противника. Но он тут же понял, что агент не успеет встать, чтобы схватиться с Майком, потому что тот, не потеряв головы, уже наводил на него пистолет. Множество мыслей промелькнуло в голове у Уэллса: он подумал, что у него не будет лучшего случая наброситься на Майка, чем сейчас, когда тот переключил свое внимание на Клейтона; он подумал, что если преступник убьет агента, ему придется покончить и с остальными пленниками как с невольными свидетелями, а главное, он подумал, что хотя не имеет опыта уличных потасовок, тем не менее играл в футбол, когда преподавал в Рексхэме, а потому знал, как сбить с ног соперника. Он сжал кулаки и бросился к Майку в тот самый момент, когда тот выстрелил в Клейтона. Пуля отбросила агента назад, он повалился навзничь, и его голова с глухим звуком ударилась о пол. Однако, как и рассчитывал писатель, у Майка не было времени оглянуться и выстрелить в него. Уэллс прыгнул на него, прежде чем он успел опомниться, и, использовав энергию прыжка, прижал его к стене. Удар заставил Майка выронить пистолет, который покатился по полу. Оба смотрели, как он медленно скользит по доскам и останавливается посреди комнаты, слишком далеко от них, но не от миллионера, который с некоторым любопытством взглянул на него, словно пробуждаясь от глубокого сна. Чувствуя, как Майк изо всех сил извивается под его весом и пытается сцепить руки у него на шее, Уэллс успел увидеть, что Мюррей вновь обрел способность двигаться и медленно направился к пистолету. Он поднял его с пола с непонимающим видом, затем взглянул на лестницу и, поколебавшись секунду, начал взбегать по ступенькам. Его лицо исказила гримаса роковой решимости.

— Гиллиам, помоги мне! — крикнул Уэллс, из последних сил не давая Майку себя задушить.

Но Мюррей уже исчез наверху, и от его тяжелой поступи содрогался весь дом. Он спешил туда, где развертывалась сцена, зрителем которой он бы не хотел оказаться. Он знал, что увиденное разрушит его изнутри, навсегда отпечатается в его мозгу, что его сердце сгниет, как гниют со временем упавшие с дерева фрукты. Несмотря на это, он продолжал бежать к Эмме, метр за метром преодолевая длинный коридор, чтобы остановить то, что могло быть остановлено только физически, то, что уже и так омрачило душу женщины, которую он любил, то, что не должно было произойти никогда, но тем не менее происходило. И он все бежал и бежал, потому что, помимо всего прочего, должен был исполнить обещание. Он должен был убить хромого. Он влетел в комнату, тяжело дыша, его глаза горели ненавистью и бессилием. Но увидел там совсем не то, что ожидал. Хромой корчился на полу, держась руками за пах, и с искаженным от боли лицом громко подвывал. В другом углу комнаты находилась Эмма, свирепо сжимавшая в руке шило, которое ей удалось вырвать у хромого. Воротник ее платья был разорван. Увидев Мюррея, она вздохнула с облегчением.

— Здравствуйте, мистер Мюррей, — приветствовала она его чуть ли не веселым голосом. — Как вы можете видеть, здесь все под контролем. Он успел лишь немного порвать мне платье. Нет ничего лучше, чем изобразить, будто ты дрожишь от страха, чтобы мужчины поверили в себя.

Мюррей недоверчиво глядел на нее, радуясь, что нашел ее поистине целой и невредимой. Того, что он себе воображал, не произошло, и теперь он стоял перед женщиной, у которой был всего-навсего разорван воротник, что могло бы произойти и в других обстоятельствах, например, она могла зацепиться за ветку. Перед женщиной, которая желала жить, а не умирать. Перед женщиной спокойной и неукротимой, которая улыбалась ему, и лишь на ее губах запеклось немного крови.