Карта времени
Шрифт:
— Джентльмены, смею вас заверить, другой такой карты вы не сыщете во всей Англии, — заявил надутый от гордости предприниматель. — Это точная копия рисунка со стены пещеры, которую мы сделали во время одной из экспедиций.
То, что пряталось за напоминавшей занавес ярмарочного райка шторкой, больше походило не на карту, а на рисунок маленького фантазера. На нем преобладал розовый цвет равнины. В центре композиции высились горы, но темная гряда была не единственным географическим объектом, нанесенным на карту. В левом углу, например, пролегала голубая ломаная линия, обозначавшая реку, рядом тускло зеленело большое пятно — лес или луг. Привычные символы, используемые картографами для составления планов обычной местности, казались неуместными на карте четвертого измерения. Но если на ней и можно было отыскать нечто совершенно особенное, то
— Как видите, окон много, но куда они ведут, нам неизвестно. Можно ли при помощи одного из них попасть в осень восемьдесят восьмого? Кто знает… — проговорил Гиллиам, выразительно глядя на Эндрю. — Кауфман и Остин пытались исследовать окна вокруг входа в двухтысячный год, но им помешала стая гигантских тварей, которая бродит по долине.
Пока Эндрю и Чарльз рассматривали карту, Гиллиам опустился на колени и принялся ласкать собаку.
— Четвертое измерение… Какие тайны оно хранит? — произнес он мечтательно. — Нам известно лишь то, если выражаться поэтически, что в нем наша свеча не сгорает. Вечность выглядит годовалой, хотя родилась четыре года назад. Вероятно, это и есть ее истинный возраст, хотя точно сказать невозможно, ведь время, которое она провела на равнине, не поддается измерению. Вечность сопровождала меня во всех африканских экспедициях, по ночам мы с ней спим по ту сторону окна. Я не случайно дал собаке такое имя, джентльмены, и сделаю все, что в моих силах, чтобы она его оправдала.
Эндрю невольно содрогнулся, встретив взгляд собаки.
— Что это за здание? — поинтересовался Чарльз, указав на крошечный замок у горной гряды.
— А, это… — Гиллиам слегка смутился. — Дворец ее величества.
— Королевы? — удивился Чарльз. — У нее есть дворец в четвертом измерении?
— Именно так, мистер Уинслоу. Это, если можно так выразиться, подарок в знак благодарности за неоценимую поддержку, оказанную ее величеством нашему предприятию. — Гиллиам помолчал, будто размышляя, не сказал ли он чего лишнего, и продолжал: — С тех пор как мы устроили для королевы со свитой приватный вояж в двухтысячный год, ее величество живо заинтересовалась законами, по которым устроено четвертое измерение, и… пожелала иметь на равнине между мирами резиденцию, чтобы отдыхать в ней несколько недель в год, если государственные дела позволят, разумеется. В общей сложности государыня провела в новом дворце уже несколько месяцев, так что, полагаю, нас ожидает долгое царствование… — проговорил Мюррей, не пытаясь скрыть раздражения от помпезного спектакля, который им с Вечностью довелось наблюдать из скромной походной палатки. — Впрочем, мне-то что за дело! Главное, чтобы меня не трогали. Интересы империи распространяются на поверхность Луны? Ради бога… Но будущее мое!
Гиллиам опустил шторку и вернулся к столу. Хозяин и гости расселись по местам, а Вечность, собака, которой предстояло пережить весь род людской, не считая своего владельца, королевы и ее придворных, устроилась у них в ногах.
— Что ж, джентльмены, надеюсь, я сумел достаточно внятно объяснить вам, что наша фирма может предложить вам путешествие исключительно в двадцатое мая двухтысячного года, дабы вы имели возможность собственными глазами лицезреть главную битву в истории человечества, — произнес Мюррей с иронией.
Эндрю вздохнул. Двухтысячный год нисколько его не интересовал. В эту минуту молодой человек не чувствовал ничего, кроме горечи. Он вернулся к тому, откуда пришел. Надо было стреляться, пока не нагрянул Чарльз. Умереть. Забыться сном.
— Значит, попасть в восемьдесят восьмой год никак нельзя? — Уинслоу не желал сдаваться.
— Боюсь, вам нужно дождаться, когда изобретут машину времени, — пожал плечами Гиллиам.
— Будем надеяться, Эндрю, что ученые не заставят себя ждать, — заключил Чарльз, хлопнув брата по колену и поднимаясь на ноги.
— Вполне вероятно, джентльмены, что ее уже изобрели, — вдруг сказал Гиллиам.
Чарльз резко обернулся:
— Что вы имеете в виду?
— Ну, это всего лишь предположение… — замялся Мюррей, — но, когда мы открыли фирму, нашелся некто, кто яростно воспротивился нашему бизнесу. Он утверждал, что путешествия во времени слишком опасны и человечеству не следует торопить прогресс. Я сразу заподозрил, что он изобрел машину времени,
— О ком вы говорите? — спросил Эндрю.
Гиллиам подался вперед с довольной улыбкой.
— О мистере Уэллсе, само собой, — ответил он.
— Но что заставляет вас так думать? — настаивал Чарльз. — Уэллс написал книгу о путешествии в будущее. Он даже мысли не допускает о том, чтобы отправиться в прошлое.
— Вот именно, мистер Уинслоу. Только представьте, джентльмены, что вы совершили величайшее открытие в истории человечества, изобрели машину времени. Зная, какую власть дает обладание ею, вы станете хранить свое детище в тайне, дабы оно не попало в руки к человеку недостойному. Но сумеете ли вы промолчать, справитесь ли с искушением? Разве книга — не лучший способ поведать обо всем миру и при этом сберечь свой секрет? Если тщеславие вам чуждо, можно придумать менее эгоистический мотив. Представьте, что вам нужна помощь. Тогда роман «Машина времени» — это призыв, послание в бутылке тому, кто сумеет его расшифровать. Все может быть. Как бы то ни было, джентльмены, я почти уверен, что Уэллс отыскал способ возвратиться в прошлое, чтобы изменить его. Прямо как вы, мистер Харрингтон.
Эндрю вздрогнул, словно его застигли на месте преступления. Одарив гостя насмешливой улыбкой, Гиллиам принялся рыться в ящике стола. Повозившись полминуты, он достал номер «Журнала научной школы» за 1888 год. На потертой, засаленной обложке красовалось название «Аргонавты Хроноса», автор — Г.-Дж. Уэллс. Мюррей протянул журнал Эндрю, предупредив, что с ветхим экземпляром следует обращаться очень бережно.
— Ровно восемь лет назад, совсем почти мальчишкой, явившись в Лондон без гроша в кармане, чтобы покорить мир, Уэллс опубликовал фантастический рассказ под названием «Аргонавты Хроноса», в котором безумный ученый по имени Моисей Небогипфель отправляется в прошлое, чтобы совершить убийство. Возможно, автор понял, что переборщил, и, чтобы не наводить читателей на мысль о путешествиях в прошлое, сосредоточился на будущем, а образ Небогипфеля убрал, заменил его более симпатичным персонажем. И все равно он не смог отказать себе в том, чтобы подразнить публику.
Эндрю и Чарльз переглянулись и уставились на хозяина фирмы, который сосредоточенно царапал что-то на листе блокнота.
— Вот адрес мистера Уэллса, — сказал он, протягивая листок Эндрю. — Не теряйте времени и постарайтесь узнать, верны ли мои подозрения.
X
По вестибюлю «Путешествий во времени» разливался аромат роз. Выйдя на улицу, братья остановили первый попавшийся кэб и велели кучеру править в Уокинг, что в графстве Суррей, где располагался дом Г.-Дж. Уэллса. После беседы с Гиллиамом Мюрреем Эндрю будто в рот воды набрал, погрузившись в раздумья бог знает о чем, но ехать предстояло не меньше трех часов, и Чарльз не сомневался, что ему еще представится возможность разговорить кузена. А пока ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. В этот день на долю его брата выпало немало испытаний, и никто не взялся бы предсказать, сколько выпадет еще. В отношениях Эндрю и Чарльза нередко случались периоды необъяснимого молчания, но Уинслоу всегда находил повод его преодолеть, а посему он спокойно повернулся к окну и принялся наблюдать, как городские улицы сменяются сельским пейзажем.
Судя по всему, полная тишина, нарушаемая только скрипом рессор, нисколько не мешает нашим героям, однако уважаемым читателям, которые, я уверен, мысленно присоединились к ним на пути в Суррей, она может довольно быстро наскучить, так что позвольте мне, вместо того чтобы подробно описывать глубину и консистенцию этой самой тишины, или заострять внимание на лошадиных крупах, на которые был устремлен взгляд Эндрю, или взять на себя напрасный труд распутать клубок мыслей молодого человека, в душе которого постепенно таяла вера в спасение Мэри Келли и одновременно зарождалась новая, еще призрачная надежда, воспользоваться паузой, чтобы поведать вам нечто такое, о чем кузены даже не подозревают. Я говорю о стремительном восхождении Сидни Уинслоу и Уильяма Харрингтона по социальной лестнице, об их головокружительной карьере, которой они были обязаны отчасти везению, отчасти трудолюбию и упрямству, отчасти вещам, которые они предпочитали держать в секрете и о которых ваш покорный слуга не смог бы промолчать, даже если бы захотел.