Карта времени
Шрифт:
Ирландец стоял словно громом пораженный. Уэллс бросил на него любопытный взгляд. Дракула? — повторил он про себя. Что, интересно, значит это слово? Он этого не знал, как, впрочем, не знал почти ничего и о самом Стокере. Так, три-четыре детали, упомянутые раньше. Разумеется, он и заподозрить не мог, что этот скромный, педантичный и вежливый человек, который днем с трогательной преданностью всего себя отдавал суетным делам своего самодовольного шефа, ночами участвовал в бесконечных оргиях с проститутками всех мастей или в диких пирушках, словно пытаясь найти противоядие от скисшего меда супружеских отношений, которые давно превратились в фарс и поддерживались ради сына Ирвинга Ноэля.
— Сейчас вам еще не дано этого знать, мистер Стокер, и вы даже мечтать о таком не отважились бы, но ваш роман займет третье место среди самых читаемых во всем мире книг
Стокер выпятил грудь, услыхав, что в будущем его сочинение станет классикой. Это, кстати, предрекала и его матушка. Прочитав рукопись романа, она написала сыну, что он очень высоко вознесется над современными писателями. Ну а разве он этого не стоит? Он работал над романом шесть долгих лет, с тех пор как доктор Арминиус Вамбери, профессор факультета восточных языков Будапештского университета и специалист по оккультизму, дал ему прочесть манускрипт, в котором турки описывали жестокие забавы валахского господаря Влада Цепеша, более известного как Влад Колосажатель, так как он любил сажать на кол пленных и выпивать стакан их крови, глядя на агонию несчастных.
— Еще одна книга Фроста — повесть «Поворот винта», — вновь заговорил Маркус, теперь обращаясь к американцу. — Вам знакомо это название, мистер Джеймс?
Тот смотрел на пришельца, онемев от изумления.
— Разумеется знакомо. Мистер Джеймс только что закончил прелестную повесть о привидениях, и ей тоже суждено стать классикой.
Несмотря на способность ловко скрывать свои чувства, Джеймсу не удалось спрятать довольную улыбку при известии, что его повесть ждет столь славная судьба. К тому же она была первой, которую он писал, пользуясь услугами машинистки. Возможно, именно это позволило установить символическую дистанцию между ним и листом бумаги — и он отважился заговорить на столь интимную и болезненную тему, как собственные детские страхи. Хотя, пожалуй, сыграло тут свою роль и то, что он наконец-то решился покинуть отели и пансионы и поселиться в красивом грегорианском доме, купленном им в городке Рай, потому что только после этого, очутившись в собственном кабинете, когда отблески осеннего солнца тускло мерцают по стенам, нежная бабочка бьется об оконное стекло, а незнакомая девушка ждет, пока он заговорит, положив пальцы на клавиши чудовищного изобретения — пишущей машинки… Только после этого отважился Джеймс написать повесть, основанную на том, что давным-давно рассказал ему архиепископ Кентерберийский, — на истории двух мальчиков, которых преследуют призраки бывших слуг.
— Третий роман Фроста, — сказал Маркус, обращаясь теперь к Уэллсу, — это конечно же «Человек-невидимка», только что законченный вами, мистер Уэллс. Главный герой книги также заслужит заметное место в пантеоне современных мифов — рядом с Дракулой мистера Стокера.
Что ж, теперь пришел и его черед гордо выпячивать грудь? — спросил себя Уэллс. Да, наверно, но вот только он почему-то особой гордости не чувствовал. Сейчас ему хотелось только одного — сесть в каком-нибудь уголке и поплакать, пока не выйдет наружу вся вода, накопившаяся в его организме. Дело в том, что сам он расценивал как провал успех, обещанный его роману в будущем, точно так же как считал досадными неудачами «Машину времени» и «Остров доктора Моро». Он был вынужден сочинять очень быстро, и «Человек-невидимка» не выходил за рамки того направления, которое подсказал ему Льюис Хинд, — и разрабатывал жилу научно-фантастических романов, ставя своей целью предупредить мир об опасностях, которыми чревато своевольное обращение с наукой. Жюль Верн, кстати сказать, никогда бы не отважился на такое и всегда изображал науку как нечто вроде чистой алхимии, поставленной на службу Человеку. Уэллс же не был способен на столь наивный оптимизм, поэтому и на сей раз сотворил весьма мрачную историю об ученом, который, изобретя способ сделаться невидимым, в конце концов сошел с ума. Но глубинную идею романа, по всей очевидности, мало кто сможет уловить, потому что люди уже начали использовать науку самым губительным образом, о чем, собственно, и вел речь Маркус и в чем сам Уэллс успел убедиться, читая заметки, развешенные на белой веревке.
Между тем Маркус вручил ему вырезку, чтобы он, прочитав ее, затем передал коллегам. Текст, судя по всему, сводился к набору хвалебных отзывов, но Уэллс не нашел в себе сил ознакомиться с ними и лишь бросил взгляд на
— Но как могло случиться, что этому типу пришли в голову точно те же истории, что и нам?
Джеймс стрельнул в него презрительным взглядом, словно перед ним выделывала свои фортели ярмарочная обезьянка.
— Ну нельзя же быть таким наивным, мистер Стокер, — упрекнул он ирландца. — Наш амфитрион вовсе не хочет сказать, что мистер Фрост сам написал эти романы. Он каким-то образом украл у нас рукописи, прежде чем мы их успели опубликовать.
— Именно так, мистер Джеймс, — подтвердил пришелец.
— Но ведь мы можем заявить на него в суд! — воскликнул ирландец.
— Думаю, вы и сами, если подумаете, объясните, как ему удалось такое проделать, — бросил Маркус.
Уэллс, который наконец поборол апатию и вновь заинтересовался разговором, вдруг почувствовал, как по телу его пробежала дрожь.
— Если не ошибаюсь, мистер Рис имеет в виду, — заговорил он, желая рассеять тревогу, овладевшую коллегами, — что лучший способ заставить человека замолчать — это убить его.
— Убить? — ошеломленно повторил Стокер. — То есть этот самый Фрост завладеет нашими рукописями, а потом нас… убьет?
— Боюсь, что да, мистер Стокер, — подтвердил Маркус с мрачным видом. — Когда я прибыл в эту эпоху и обнаружил сообщение, что неизвестный человек по имени Мелвин Фрост напечатал сразу три книги, я поспешил разузнать, что же случилось с вами, их подлинными авторами. К сожалению, должен поставить вас в известность, что все вы погибли в течение одного месяца, и этот месяц вот-вот должен начаться. Вы, мистер Уэллс, свернете себе шею, свалившись с велосипеда. Вы, мистер Стокер, упадете с лестницы в своем театре. А у вас, мистер Джеймс, случится инфаркт в вашем собственном доме. Стоит ли говорить, джентльмены, что вы умрете не без посторонней помощи. Не знаю в точности, сам ли Фрост этим озаботится или наймет кого-то еще, но, судя по его тщедушному виду, я бы предположил второе. На самом деле Фрост — типичный случай пришельца, который, боясь вернуться обратно, желает укрепить свое положение в прошлом, чтобы начать там новую жизнь. И это было бы понятно и в то же время законно. Но, на беду, большинство из них полагают, что зарабатывать на жизнь традиционным способом, то есть в поте лица, просто смешно, если ты владеешь знаниями о будущем и можешь обогатиться за их счет. Гонясь за богатством, они изменяют прошлое и тем самым выдают себя, как это случилось с Фростом. Иначе мы бы никогда не наткнулись на него. Но я собрал вас здесь отнюдь не для того, чтобы запугать рассказом о скорой смерти, а чтобы попытаться не допустить такого развития событий.
— А разве вы можете это сделать? — спросил Стокер, вдруг обретя надежду.
— Не только могу, но и обязан, поскольку три ваши смерти существенно изменят ход событий в том веке, который мне поручено защищать, — ответил Маркус. — Сейчас моя единственная цель — помочь вам, и, надеюсь, я сумел убедить вас в этом. И вас тоже, мистер Уэллс.
Уэллс вздрогнул. Как узнал Маркус, что он шел на встречу, испытывая сильнейшее недоверие? Ответ на свой вопрос он нашел, проследив за взглядами пришельца и двух своих коллег. Они не отрывали глаз от его левого ботинка: над ним висел кончик ножа, который Уэллс еще дома привязал к спине. Видно, узел получился некрепким. Устыдившись, писатель схватил нож и спрятал в карман, в ответ на что Джеймс осуждающе покачал головой.
— Все вы, поверьте, проживете еще много лет в вашем настоящем мире, — продолжил пришелец, делая вид, что ничего не заметил. — И подарите своим поклонникам, к числу которых принадлежу и я, не один новый роман. Но я не вправе открывать вам будущее целиком и полностью, и вы должны продолжать вести себя самым естественным образом, после того как мы разрешим эту проблему. На самом деле я обязан был сделать это сам, но Фрост слишком хитер и намерен разделаться с вами незаметно, и некоторые нужные мне детали, например точное время, когда вас, мистер Стокер, столкнут с лестницы, не попадут в прессу. Мне известны лишь дни, когда с каждым из вас случится несчастье, а в вашем случае, мистер Джеймс, я не знаю даже точной даты, поскольку ваше тело много позже случайно обнаружит сосед.