Картина
Шрифт:
– Давай так, Севушка, после Владимира я осилю ещё до Мурома и отдам управление тебе. Мне действительно не помешает вздремнуть пару-тройку часиков перед прибытием на место.
– Лады, друже, как скажешь, так и поступим, - и Сева стал усаживаться в кресле как можно удобнее, чтобы вздремнуть пока я веду машину.
– Смотри мне, не завези нас, пока я буду дремать в иномирье!
– Спи уж, дорогу эту я проехал не один раз, не заблужусь.
– Будут слипаться глаза, тут же на обочину и выключай двигатель. Не испытывай судьбу, я ещё хочу нобелевскую премию получить.
– Это
Объезжая стороной Владимир, я свернул с Юрьевца на Вяткино и выскочил за посёлком на отремонтированную трассу R7. Ещё немного и Муром, а там ещё два-три часа и мы на месте.
* * *
Сева, слушая меня, как водитель своего штурмана, пронёсся по широкой улице и вырулил к большому старинному дому, обнесённому высоким забором, сложенным из секционных плит и, подъехав к воротам, выключил двигатель.
– Ну, вот мы и на месте, - тихо обронил я и, открыв дверь машины, вышел под лучи щедрого утреннего солнышка. Взглянув на часы, я отметил для себя время - шесть часов пятнадцать минут.
– Мы одолели дорогу за пять с половиной часов вместо обычных семи.
– Ты же гнал до Мурома как угорелый и, если бы я знал дорогу, как и ты, то мы вложились бы и за меньшее время, - с улыбкой ответил на мои слова мой спутник.
В этот момент скрипнула калитка рядом с воротами и в её проёме показалась седая голова Ивана Ильича. Увидев меня, он распахнул калитку и, невзирая на свой почтенный возраст, быстро подошёл ко мне с раскрытыми объятиями
– Слава Богу, Витя, ты уже приехал, - объятия старика были крепкими и я невольно подумал, что в молодости этот старик был очень сильным человеком.
– "Настоящий полковник!", - мелькнула у меня мысленная строка из песни Аллы Борисовны. В прошлом морской офицер, Иван Ильич и сегодня в свои 88 лет, выглядел подтянутым и крепким мужчиной. Назвать его стариком просто не поворачивался язык.
– Как вы Иван Ильич, как тётя Лида?
– я повернулся к Севе и махнул ему рукой подойти.
– Да мы нормально, что нам сделается. Вот не знаю, что делать с Тихоном, его так и нет дома.
Сева подошёл к нам и, протянув Ивану Ильичу, руку громко произнёс.
– Круглов Савелий Андреевич, друг Вити со школьных лет, - мужчины пожали друг другу руки и обменялись внимательными взглядами.
– Пойдёмте в дом, Лида там уже что-то приготовила на кухне, Иван Ильич приглашающим жестом предложил войти во двор и остановился, услышав мои слова.
– Это же, во сколько вы поднялись, если столько успели?
– невольно вырвался у меня вопрос.
– Нам старикам не положено много спать, сколько той жизни осталось, каждая минута бодрствования как подарок судьбы.
– В этом вы конечно правы, Иван Ильич, с этим не поспоришь. Сева помоги открыть ворота, я загоню машину во двор.
Наверное, услышав сквозь открытое окно кухни мужские голоса и мотор машины, на крылечке появилась Лидия Захаровна, жена Ивана Ильича. Увидев автомобиль во дворе, она спустилась с крыльца и быстрой, не свойственной её возрасту походкой, подбежала и по-матерински обняла меня едва успевшего выйти из салона машины.
– Витенька, сыночек, как же ты долго не появлялся
– Это мой школьный друг Савелий, он живёт и работает в Питере. Вчера прилетел и вот решил не бросать меня в скорбную минуту.
– Здравствуйте Савелий... как вас по батюшке?
– Зовите меня просто Сева, друзья Виктора - мои друзья. А для друзей я однозначно Сева.
– Проходите в дом. Витя проводи друга в свою комнату, там и располагайтесь, а захотите отдельно, места в доме на всех хватит. Анастасия Ивановна в своей спальне, зайди к ней, дороже тебя у неё никого не было!
– Спасибо тётя Лида, мы сейчас. Сева возьми оба кейса из машины, а я закрою ворота и замкну калитку.
Справившись с воротами и калиткой, я подошёл к Севе и, взглянув в его настороженное лицо, взял у него из рук свой кейс.
– Пойдём, друже, - и, поднявшись на крылечко, вошёл в дом. На меня пахнуло запахами детства и юности, устоявшимися и до боли знакомыми. В горле возник комок, и сердце трепетно сжалось, откликаясь на ярко вспыхнувшие в памяти картины прошлых лет.
– Вот сюда, Сева, и я отворил дверь, ведущую на лестницу второго этажа. В моей комнате ничего не изменилось, даже пыли не было на гладких поверхностях мебели. За окном красовалась липа, которую мы вместе посадили с бабушкой, когда мне было всего восемь лет. Теперь это было взрослое и могучее дерево, широко раскинувшее свои цветущие медвяным цветом ветви.
– Это твоя комната, восхищённо воскликнул Сева и тут же разлёгся на большом старинном кожаном диване, Я никуда больше не хочу и буду с тобой тут!
– Оставайся, никто тебя не гонит. Располагайся, я пройду в спальню к бабушке.
С замиранием сердца я переступил порог спальни и увидел большой лакированный гроб, стоящий на двух табуретах. Я подошёл ближе и застыл с раскрытым ртом. Бабушка улыбалась, на её лице не было гримасы боли и страдания последнего мига её жизни. Её губы были приоткрыты в едва наметившейся улыбке. Будь глаза Анастасии Ивановны раскрытыми, улыбка была бы полной. Её волосы ещё не были скрыты косынкой, наверное, Лидия Захаровна решила потом повязать бабушке платок или косынку, как, и положено это делать покойной женщине. Смерть не затронула её кожу и волосы, на щеках застыл румянец, а покрашенные под цвет красного дерева волосы красиво разметались по белой материи подушки. Бабушка казалась живой, вот сейчас она откроет глаза и позовёт меня по имени. Я положил свою руку на сложенные на груди руки бабушки и тихо произнёс.
– Прости меня бабуленька, прости дорогая, что так долго собирался к тебе и не успел тебя застать живой. Мне нет прощенья, прости, родная моя!
– мой голос сбился на шепот, на щеку скатилась скупая мужская слеза, и я почувствовал, что мне стало нечем дышать. Подойдя к окну, я провернул ручку его створки и широко распахнул её. В спальню ворвалась утренняя свежесть, порыв лёгкого ветерка подхватил волосы бабушки, и мне показалось, что она ожила и сейчас повернёт голову и посмотрит в мою сторону. Я быстро закрыл окно и, подойдя к гробу, склонился и поцеловал холодный лоб дорогой мне женщины.