Картины из истории народа чешского. Том 2
Шрифт:
Меж тем принцесса проводила дни в Доксанском монастыре. Изучала Писание и Заповеди Святой Церкви. Когда ей исполнилось восемь лет, стала она такой красавицей, какую даже среди людских созданий и представить невозможно. Волосы у нее были каштановые, слегка волнистые, нос тонкий, гордый, хорошей формы, кожа нежная и шелковистая. Но мало этого! Это еще ни о чем не говорит, ибо за красотой, которую можно видеть и выразить словами, скрывалась мощь и красота потаенная, как в мече таится сила ударов и слава побед. Одним словом, свойства, умом непостижимые: неизъяснимое блаженство пополам с благостной печалью и восторженной радостью, некое особое дыханье, от которого рвется
Принялись тут шляхтичи и дамы судить да рядить, и часто при этом упоминалось имя Генриха, который должен был стать императором.
И прежде чем мысль эта отчетливо выявилась у Пршемысла в уме, прежде чем он ощутил на языке острый привкус слов, в которых выразились бы его желание и воля, в душе его уже жила мечта о том, чтобы столь прелестная девушка заключила именно этот брачный союз.
Генрих должен был стать императором Римской империи. Где же еще мог он найти себе невесту высокороднее, прелестнее и добродетельнее? Какой другой отец и король мог сравниться с Пршемыслом Отакаром и какая еще принцесса могла стать рядом с Анежкой?
Самим естественным ходом событий неопределенные желания обрели словесное выражение, и вот уже среди простых людей и среди сильных мира сего стала привычной мысль, что Анежка и Генрих связаны друг с другом и что им следует соединить свои судьбы, а позже и возлежать на одной постели. Так и Анежка привыкла считать себя императрицей. Ушла из монастыря, стала жить при дворе австрийского герцога Леопольда, и дочь герцога Маргарита сделалась ее приятельницей. Вместе постигали они ученую премудрость, кушали за одним столом и питали, как видно, одинаковые надежды.
И случилось так, что намерения Генриха разошлись с надеждами Анежки. Видать, в небесах, где встречаются желания, сгустились тени. Сталось так, что император назвал своей дочерью и супругой сына Маргариту Австрийскую.
Отчего? По какой причине?
Чрезмерная легкость в достижении цели представляется некоторым людям насилием над их волей, и то, что легко осуществить, кажется им назойливым предписанием. И начинают эти люди отказываться от дел, почти свершенных, и разрывают узы, в нерасторжимости которых кое-кто был уже уверен. Отрекаются ли они тем самым от прежнего сердечного влечения? Соблазняет ли их выгода? Или, может, пьянит тот вопль, что сопровождает их поступок? Кто угадает?!
Когда между родом Пршемысла и родом австрийских герцогов вспыхнула вражда, Анежка воротилась домой. Кручина, тоска, жалость и унижение сокрушали ее сердце. Была она грустна, покорна, но внутри ее существа, будто забытая мелодия, звучали безмерные желания, и сила, и достоинство. Она горько переживала свое полное одиночество. Вглядывалась в небесную глубь. И увидела простор, который славнее самой славы.
Однажды, когда Анежке захотелось выйти из покоев, случай завел ее в отдаленную часть Града, где росли деревья, кустарники, трава. Легкими шагами прошла Анежка в эти заросли, укрытая листвою и тенью, и неожиданно встретила монаха Бернарда. Ему дозволялось пасти своего осла где заблагорассудится; вот он и расхаживал с ушастой животиной под кронами дерев и, будто зачарованный, любовался своим осликом и пташками небесными. Солнце золотило его волосы, лик его сиял, а мысль устремлялась к божественным высотам. Никого он не видел, не слышал, не замечал, и не предполагал, что кто-либо может за ним наблюдать,
«Бойтесь и почитайте Бога, славьте Его и горячо благодарите Его. Возносите Ему молитвы.
Поклоняйтесь Господу Богу всемогущему в трех лицах, Богу Отцу, Богу Сыну и Святому Духу.
Кайтесь, допускайте проступки, чтобы покаяться, ибо известно, что смерть близка.
Давайте, и воздастся вам.
Прощайте, и будет прощено вам, ибо если вы не простите, Бог и вам не простит.
Блажен, кто умирает в раскаянии, ибо войдет он в Царствие Небесное. Так что воздерживайтесь ото всякого зла и до конца дней своих творите добро».
Молитва эта, эта речь, эта мелодия проникли Анежке в душу. Опустив очи долу, сложив руки на груди, принцесса долго стояла недвижно, погруженная в свои мысли.
Меж тем монах поднялся с земли и, продолжая напевать, зашагал вместе с ослицей по краю рощи. Тут он встретил нарочного от Святого престола.
— Ты что тут поешь?
— Пою, отче, молитву, которую у братьев францисканцев выучил.
— Да ведь это не молитва и не псалом. Это проповедь.
— Я не знаю этого, святой отец, — сказал Бернард. — Ток, заключенный в сердце человеческом, велит мне разверзать уста и возвышать свой голос. Выходит, я пою проповедь.
— Ах, — вздохнул папский посол и снисходительно покачал головой, — если бы и голос твой был столь же приятен, как велика твоя наивность!
Потом папский легат подошел к Анежке и попросил ее извинить тех, кто мешает ее раздумьям.
Принцесса отвечала с великим смирением и просила посланника рассказать ей о жизни святого Франциска и научить ее ценить его набожность.
Оскорбление, которое император и Леопольд Австрийский бросили Пршемыслу в лицо, не удалось смыть ни войной, ни договорами; оно жгло короля всю его жизнь. Он любил Вацлава, любил Маркету, любил Анежку: он считал, что его дети — как начало и конец, как лучи славы. Он хотел касаться их пурпура, хотел, чтобы их сокровищницы звучали звуком полновесного злата, хотел, чтобы им достались те богатства, которые он накопил. Когда же Анежка отвратила свои помыслы от мирских дел и он в разных местах слышал, как она судит о бедности, то решил, что покорность помутила ее разум, и никак не мог с этим смириться. Он чах, начал хрипеть, и силы его были на исходе.
Анежка послала к нему священника, и священник сказал так:
— Дух людской — что птицы. Он проникает во все, одолевает любую бурю, достигает любых высот. Летает над поднебесными храмами и над горными вершинами. Возносится чуть ли не к облакам, но, заслышав глас высот Божьих, складывает крылья, перестает ими махать и низвергается долу. А потом скачет по мусорным ямам средь отбросов и разбитых кувшинов. Скачет и лишь вздрагивает. И наконец, утишается и ждет смерти.
— Отче, — вымолвил Пршемысл, нахмурив чело, — ты говоришь, будто исповедуешь нищего издольщика. Поверь, что простота королей хрупка и обманчива, но мысль их Промыслом Божиим сотворена из иного матерьяла, о котором тебе не дано судить.
На этом король отпустил священника, исповедался епископу и дал ему понять, что желает, дабы еще при его жизни Вацлав был коронован чешским королем.
В воскресенье, 6 февраля года 1228, на мясоед, когда Майнгеймский архиепископ достиг Праги и настала минута торжества, триста ярких огней осветили храм Святого Вита.
Могучие колокола трезвонили взахлеб. Королевичу звук их причиняет страдания, но колокола все звонят, заливисто звякают колокольцы, толпа исторгает вздох, трубит трубач у входа в храм, и слышна барабанная дробь.