Картины Парижа. Том I
Шрифт:
Иногда их надменность, их повадки и речи вводят в заблуждение; к тому же, из боязни быть разгаданными, они ни с кем не сближаются. Вся эта молодежь, желающая играть роль исключительных, высших существ, в большинстве случаев обладает только небольшим умом и хитростью.
159. Любители новостей
Группа любителей новостей, обсуждающая в тени люксембургских аллей политические дела Европы, представляет весьма любопытное зрелище. Они устраивают и перестраивают царства, налаживают финансы державных государей, перебрасывают армии с севера на юг.
Каждый старается убедить всех в истине новости, которую он жаждет сообщить, но вновь пришедший резко опровергает все, что сообщалось до его появления, и
Но что должно особенно удивлять каждого здравомыслящего человека — это полнейшее невежество, проявляемое всеми этими любителями новостей во всем, что касается характера, мощи и политического положения английского народа.
Нужно признаться, что отнюдь не лучше рассуждают и в раззолоченных парижских салонах. Французы вообще за глаза относятся к англичанам свысока и говорят о них в презрительном тоне, который заставляет скорбеть о слепоте хулителей. Это является прекрасным доказательством того, что нет народа, который так подчинялся бы национальным предрассудкам, как парижане. Они принимают на веру решительно все, что печатается в Газет де-Франс, и хотя она самым бесстыдным образом лжет Европе, умалчивая о многом, тем не менее парижский буржуа верит только ей и всегда будет доказывать, что покорить Англию зависит всецело от желания Франции. Он будет всегда утверждать, что если французы не высаживают десанта в Англии, то только потому, что они этого не хотят, и что в нашей власти запретить этой нации какую бы то ни было навигацию, даже по Темзе. Нужно послушать все дерзости, какие изрекают уста даже наименее к этому склонных людей. По различным другим вопросам они рассуждают в достаточной степени здраво, но как только речь зайдет об Англии, они производят впечатление людей, не обладающих ни разумом, ни знаниями, ни начитанностью. Они не имеют ни малейшего представления о государственном устройстве этой республики и говорят о ней так, как говорит какой-нибудь журналист, ни слова не знающий по-английски, о Шекспире. Все эти ни на чем не основанные утверждения заслуживают от сведущих людей только насмешки; а между тем передовые люди нации — литераторы — в этом отношении недалеко ушли от толпы.
Некий буржуа, проживающий на улице Кордельеров, часто слушал одного аббата, ярого ненавистника англичан. Аббат приводил его в восхищение горячими речами, которые всегда заканчивались так: Нужно набрать тридцать тысяч человек; нужно посадить на суда тридцать тысяч человек; нужно высадить десант в тридцать тысяч человек; чтобы взять Лондон, придется, может быть, потерять всего только тридцать тысяч человек. Сущие пустяки!
Буржуа заболевает, вспоминает о своем милом аббате, которого больше не ходит слушать в аллею Кармелитов и который с такой уверенностью говорил о предстоящем уничтожении Англии с помощью тридцати тысяч человек, и, чтобы выразить ему свою нежную признательность (этот добрый буржуа ненавидел англичан, сам не зная за что), завещает ему наследство. В своей духовной он написал: Оставляю господину аббату Тридцать-тысяч-человек ренту в тысячу двести ливров.
Я не знаю его настоящего имени, но знаю, что он прекрасный гражданин. Он поручился мне в Люксембургском саду, что англичане — свирепый народ, низвергающий с престола своих монархов, — будут в скором времени совершенно уничтожены.
И на основании показаний нескольких свидетелей, удостоверивших, что таково именно прозвище аббата и что он бывает в Люксембургском саду с незапамятных времен и проявляет себя всегда искренним противником этих надменных республиканцев, наследство было ему выдано.
Если б возможно было напечатать все, что говорится в Париже в течение одного дня по поводу текущих событий, получилась бы, признаться, коллекция
160. Жизнь буржуа
Между тем какой-нибудь придурковатый буржуа, вроде описанного выше, обладающий, пятьюдесятью тысячами ливров годового дохода может считать себя центром более трехсот тысяч человек, работающих на него денно и нощно.
Благодаря многочисленным удобствам, тесно связанным одно с другим, условия жизни такого человека становятся подобными условиям жизни короля. Такой человек действительно пользуется всеми благами и всеми наслаждениями, какими пользуются монархи.
Итак, чтобы роскошь была менее губительна и чтобы она, подобно копью Ахиллеса{293}, вылечивала одной своей стороной раны, которые наносит другая сторона, нужно поддерживать ее на определенном уровне и не допускать никаких перебоев. Едва только одна отрасль промышленности хиреет или замирает, как появляются безработные и нуждающиеся. Можно с уверенностью сказать, что если бы богачи на один только год прекратили свои безумные траты, — половина жителей столицы не смогла бы существовать.
Богач предпочитает Париж всякому другому месту, потому что сюда стекается все, что только вырабатывается в королевстве. Столица, не производящая никаких съестных припасов, пользуется ими в большей степени, чем производящие местности.
Но безжалостные богачи с их утонченными чувственными утехами приносят целые поколения в жертву безумной и жестокой роскоши.
161. Лорнирующие
Париж полон безжалостных людей, которые внезапно останавливаются перед вами и уставляются на вас упорным и самоуверенным взглядом. Эта привычка уже не считается непристойной, до такой степени она стала обычной. Женщин, когда на них так смотрят в театре или на прогулке, это не оскорбляет; однако, если бы это случилось в обществе, лорнирующего сочли бы за невоспитанного и дерзкого человека.
Не нужно смешивать этих лорнирующих с физиономистами{294}, которые упражняют свою проницательность всякий раз, когда находятся среди многочисленной публики, а поэтому приобретают в конце концов известную сметливость. Они наблюдают за человеческим телом в целом еще внимательнее, чем за лицами.
Художник, поэт — прирожденные физиономисты. Вот почему они любят бывать в толпе. Вглядитесь в портреты, выставляемые в Салоне. Они всегда изобличают характер человека. Нельзя отрицать, что лицо является зеркалом души, — оно редко обманывает. Честность и правдивость придают лицу открытое выражение; а лоб глупца можно узнать среди тысячи других. Подлое, злое выражение лица почти всегда соответствует скверному характеру. Лица стариков с окаменевшими душами вовсе не имеют выражения; в них потухло всякое чувство, а вместе с тем угас и его отблеск. Латур{295}, знаменитый художник, портреты которого поражают своей изумительной жизненностью, говорил: Они думают, что я схватываю только черты их лица, в действительности же я спускаюсь без их ведома в самую глубь их существа и вывожу наружу их сущность.
Одна умная женщина, узнав, что некий господин хочет заказать художнику свой портрет, заметила: Этот плут, должно быть, очень храбрый человек, если не боится смотреть в лицо человеку, который держит в руках кисть! Если бы я мог назвать имя этого господина, — все убедились бы в справедливости сделанного ею замечания; но я ненавижу сатиру и ограничиваюсь только общими картинами.
162. Пале-Рояль
Почему Лафатер{296}, цюрихский профессор, столько написавший о науке узнавать людей по их лицам, не бывает по пятницам в Пале-Рояле, чтобы читать на лицах присутствующих все, что скрыто в безднах их сердец?