Карточный домик
Шрифт:
9
Заехав в одну, во вторую гостиницу и услышав: "нет мест", мы отвезли вещи на вокзал в камеру хранения и снова попробовали устроиться в гостиницу.
— Двухместный? — переспросил швейцар, сонный дядя с пушистыми усами, похожий на Сталина с той фотографии в газете на потолке у Филиппыча.
— Да, — ответил я, — мы муж и жена.
Швейцар, зевая, долго изучал наши паспорта. Сверил фотографии с оригиналами.
— Только что, значит, расписались?
— Да. Вчера.
— Позавчера, —
— Да не сидел я, папаш, — улыбнулся я, — в армии служил.
— В армии? А где именно? В каких войсках?
— Это имеет значение?
— Ладно, в армии так в армии. Сам служил, давненько, правда.
— Вы нас поселите?
— Нет, — сказал он, но возвращать паспорта почему-то не торопился.
— Что — нет?
— Двухместных.
— Тогда одноместный.
— И одноместных нет.
— А что есть?
Усы швейцара, глаза, все лицо его поползло вдруг куда-то мимо нас, мы и оглянуться не успели, а он уже расшаркивался у дверей, за которыми маячили яркие одежды. Это были пьяные молодые иностранцы. Один из них поскользнулся и рухнул бы, не подставь ему швейцар, низко пригнувшийся, свою спину. Чаевые, должно быть, выразились в конвертируемой валюте, потому что вернулся дядя улыбающимся.
— Суоми, — с отеческой нежностью в голосе пояснил он. — Так вам надолго, ребятишки?
— Да хоть на ночь.
— А точнее?
— Дня на три, — ответила Оля.
— Паспорта я ваши оставляю. Вот вам ключи. Как ехать — сейчас нарисую. Впрочем, уже поздно. Берите на площади такси и поезжайте. Двухместных номеров нет, зато двухкомнатная квартира со всеми удобствами в наличии, — он подмигнул.
— Цена? — спросил я.
— Ну… по два червончика, скажем, устроит в сутки?
— С каждого?
— Да что я, Змей Горыныч какой, — разулыбался дядя. — Живите — любитесь на здоровье. Мы с женой на дачу перебрались, так что никто вас не побеспокоит. Белье в шкафу. Рядом универсам, лес прекрасный. Хоть весь медовый месяц живите. Только не ссорьтесь, — он снова подмигнул. — По пустякам.
— Хоп, — сказал я.
Мы взяли из камеры хранения чемодан и сумку и поймали такси.
— Не, ребят, — зевнул таксист. — За один счетчик вас туда никто не повезет. Обратно-то порожняком пилить.
— Ладно, два счетчика, — согласился я.
Мы погрузили вещи и поехали по ночному городу.
— Мне так стыдно, — прошептала Оля. — За то, что я в гостинице устроила. Фронтовики, пожилые люди, им ночевать было негде, а я… Но когда она начала про то, что мы как-нибудь переспим друг без друга одну ночь, и все стояли, слушали… Я не выдержала. Я хамка, да? Я эгоистка, да?
— Не бери себе в голову.
— Но все к лучшему. — Оля ущипнула меня за палец.
— Конечно.
— Будем
— Я тоже.
— В них все чужое, казенное.
— А там, куда мы едем?
— Мы представим себе, что это наша квартира.
— Хорошо, — сказал я, привлекая ее к себе. — Представим.
— А на самом деле, если даже папе и удастся пробить, то все равно квартира у нас будет не раньше, чем через три года. В лучшем случае. Ведь размениваться-то они ни за что не захотят. Ума не приложу, где мы с тобой будем жить?
— Что-нибудь придумаем.
— С родителями? Или в комнате с твоей мамой?
— Снимем.
— Ты не знаешь, что это такое — снять в Москве квартиру или комнату. Да и на какие шиши, интересно? На мою стипендию?
— И на мою.
— Итого — восемьдесят, пусть девяносто. Это если ты еще поступишь.
— Поступлю.
— А квартира стоит не меньше сотни в месяц. И это, естественно, не в центре, а где-нибудь в Конькове-Бирюлеве. Или еще дальше.
— Ничего, — сказал я. — Что-нибудь придумаем.
— Думай, думай… муж. Объелся груш. Я точно знаю только одно: с родителями нам не жить.
— Подрабатывать буду. Может, сразу же на вечернее поступлю.
— Ну и толку? Что ты умеешь делать-то? Вагоны разгружать? Ведь ты до армии ничем не занимался, кроме своего дзюдо.
— Электриком работал.
— Да, я помню, — рассмеялась Оля. — Без году неделю. А знаешь, сколько у папы профессий! Двенадцать! Он и шофер, и плотник, и… Ладно, что об этом говорить. Который час?
— Четверть второго, — сказал я, глядя в окно на темные дома и тускло светящиеся через один фонари.
— Я завтра весь день просплю. А что мы вечером будем делать?
— Посмотрим.
Машина свернула с проспекта на бульвар, потом на узкую неосвещенную улочку, въехала через арку во двор, за которым город кончался и начинался лес.
Я заплатил, и мы вышли. Светились из всего огромного панельного дома только два окна на восьмом этаже.
— Это наши, — со смехом сказала Оля. — Нас ждут.
— Кто?
— Не знаю. Домовой. Или ведьмы. Но я уверена, что ключи у нас именно от той квартиры. Ведь нам везет с тобой.
Мы поднялись и сразу стало ясно, что Оля права. Из-за обитой дерматином двери с номером, который написал нам на листочке швейцар, доносилась рок-музыка, топот и пронзительно, хрипло кто-то визжал.
— А может быть, мы дом перепутали?
— Тридцать девять корпус два.
— Что будем делать?
Сказать я ничего не успел — дверь распахнулась, выбежала зареванная, с размазанной по лицу краской девушка, за ней здоровенный волосан-бородач в свитере и полосатых трусах.
— Заходите, ребят, — басом бросил он нам через плечо и убежал, сотрясая лестницу, вниз.