Карточный мир
Шрифт:
Наконец, она очнулась, отбросила сбившиеся волосы, оправила рубашку, потрогала рукою деньги и тихо спросила:
— Откуда?
— Ах, это прямо сказка! — ответил он, взмахнув руками.
— Папа! — раздался голос из кроватки.
— Проснулся, Сашурка! — Виталин взял несколько монет и бросил их в постель сына: — играй! У папы много их. — Он встал, поцеловал сына и снова сел на кровать.
— Откуда же? — повторила жена, пересыпая из руки в руку золотые монеты.
— Говорю, сказка! Выиграл!! — Он сбросил пиджак, жилетку
Ей казалось, что она слушает сказку. Она видела карточную игру, у них собирались приятели мужа и играли в стуколку. Проигрывали и выигрывали по восьми, по десяти рублей, но чтобы можно было выиграть столько, она и не думала и теперь с недоверием взглянула на мужа.
— Неужели это правда, Федя? — спросила она и голос ее дрожал от радости и страха.
Он засмеялся.
— Что же, я украл их что ли? Ах, глупая! Подожди, я еще и еще выиграю!
— Сколько же тут? — и голос ее понизился до шепота.
— Тысячи три! Было три, да я раздал. На нас хватит! — ответил он и, нервно рассмеявшись, снова обнял жену.
Она приникла к его плечу и замерла. Через минуту они очнулись.
— Спрячь деньги-то, — деловым тоном сказал он, — пока хоть под подушку!
Она торопливо стала собирать золото и бумажки и совать их под подушку.
— Еще рассыплятся, — подумала она вслух и, сдернув со стены полотенце, переложила деньги в него, завязала узлом и сунула узел за подушку у стенки.
Виталин разделся, лег подле жены, погасил свечу и сказал:
— Ну, спать теперь!
Но спать они не могли. Нервы были слишком напряжены, ум возбужден — и они, лежа друг подле друга, стали распределять эти деньги.
— Завтра уж ты сама сходи к приставу и заплати эти поганые 80 рублей, — сказал он.
— Понятно, прежде всего! Вот удивится-то! — и она засмеялась.
— За квартиру и в лавочку; Лизавете тоже…
— Всем, всем!..
— А потом, знаешь что я решил, Наташа? — он повернулся к ней: — бросим эту дыру, найдем хорошенькую квартирку, обставим ее и я тогда примусь за картину. Знаешь, за ту!.. Сон!.. Теперь это можно. Одну тысячу истратим, на другую — проживем месяцев шесть, а там и — картина! А?
— Понятно, это можно! — Она тоже обернулась к нему лицом и заговорила с оживлением: — спальная, гостиная, столовая и мастерская. Четыре комнаты! А как обставим их! Вот Чирковы удивятся-то! И Евгения Львовна тоже. Вчера пришла, жалела, жалела нас! Даже противно! А потом сплетничать стала… Мы не скажем, Федя, что выиграли?
— Понятно, — быстро ответил он, — кому дело? Получил заказ, наследство…
— А обставим красиво, красиво… Я, Федя, еще себе платье сделаю.
— И платье, и шубу. Все! И Сашку оденем…
— Как куклу! О, милый!.. — Она горячо поцеловала его. Он счастливо засмеялся.
— То ли будет еще! Если бы ты знала, как мне везло…
Черт радовался,
«Ну, веревку заплел», ухмыляясь, подумал он, «займусь с ним денька три и — баста!»
И он отправился до зари сделать еще две, три мелких пакости.
В эту ночь от одного почтенного господина сбежала жена; сгорело от поджога застрахованное имущество; застрелился юноша и был убит швейцар французского посольства.
В сутолоке жизни все эти явления считаются обычными и даже заносятся досужими людьми в графы статистических таблиц, а между тем эту статистику ворочают и так, и этак черти, которые толкаются между нами, как цыгане на лошадиной ярмарке.
Наталья Александровна не могла уже больше уснуть и лежала подле крепко спящего мужа, отдавшись неясным грезам о спокойной обеспеченной жизни.
Есть люди, для которых это счастье мелькает только в мечтах.
Один лишь медовый месяц ей казалось, что она живет полной жизнью и то потому, что любовь поглощала все ее чувства.
И это счастье продолжалось всего два, три месяца, пока не ушли все деньги, полученные Виталиным за проданную картину. А там началась нужда и потянулась серою полосою через всю жизнь, отравляя каждую радость, беспощадно отрезвляя от всякой мечты.
Раньше он писал картины для выставки и жил от продажи этих картин, отдавая их часто за бесценок, но теперь уже немыслима была жизнь бобыля; надо было отыскивать средства.
И он отыскивал. Работал на журналы и писал копии для магазинов и продавцов картин. Но как при этих получках урегулировать жизнь? И она проходила в постоянной тревоге о завтрашнем дне, бледная, тусклая, как скучный день ненастной осени.
И вдруг сразу такая сумма!
Она думала, как они устроятся, как в уютной, светлой квартире Федя снова сядет за работу над большой картиной и как плавно потечет их жизнь в тихом труде с отдыхом, развлеченьями и маленькими радостями.
Но среди этих мечтаний у нее — нет, нет — сжималось сердце злым предчувствием.
Утомленных жизнью людей внезапное счастье пугает так же, как баловней судьбы — несчастье.
Мгновеньями ей казалось, что все это сон; тогда она совала руку под подушку, ощупывала через холст полотенца круглые края монет, тихо смеялась и снова отдавалась грезам.
IX
Бледный рассвет прогнал тьму. Становилось светлее и светлее. Стенные часы в кухне продребезжали шесть раз. Завозилась Елизавета и, наконец, проснулся Саша.
Встрепанный, заспанный, он высунулся из кровати и, встретив взгляд матери, громко и быстро заговорил.
— Смотри, у меня сколько копеек! Я пойду с Елизаветой и куплю сладкого.
Мать улыбнулась.
— Вставай скорей! Мы поедем с тобой и всего купим!.. Только тихо. Не разбуди папы!
И не в силах больше лежать и таить своей радости, она поднялась с постели, помогла одеться Саше и вышла на кухню.