Картонные звезды

Косарев Александр Григорьевич

— Зубков, — раздался неподалеку чей-то властный голос, — Ершов, бегом сюда!

Я тоже поднял голову. Недалеко от нас стоял тот самый полковник, которого мои новые знакомые звали Пал Палыч.

— Сиди пока здесь, — шепнул тот, кто сидел справа от меня, — мы о тебе замолвим словечко.

Вся троица исчезла в треугольном разломе скалы, а я принялся нервно расхаживать по настилу, не смея даже надеяться на то, что участие в моей судьбе примет столь важный человек. Прошло немногим более получаса, и вдруг я увидел, что мои новые знакомые на военных носилках выносят из ворот госпиталя неподвижно лежащего Юджина. Его конечно же уже отмыли и выбрили, и даже переодели в белесую больничную робу, но я его все равно узнал. Рассыпавшиеся по

подушке рыжеватые волосы, бледное, с проступившими веснушками лицо…

— Никак, знакомого увидел? — обратился ко мне вышедший вслед за санитарами Пал Палыч.

— Так точно! — постарался я изобразить армейскую выправку. — Это Юджин Блейкмор, 1939-го года рождения, уроженец города Милуоки.

— О, как! — удивился полковник. — А еще что ты о нем знаешь?

Но, едва я раскрыл рот, чтобы выложить все накопленные в моей голове за последнюю неделю сведения, как он вдруг спохватился и остановил меня:

— Вижу, ты изрядно информирован, — веско сказал он, окидывая внимательным взглядом очередную группу выздоравливающих, высыпавших на очередной перекур, — но я выслушаю тебя немного позже. Устройте парня в кузове, — кивнул он подошедшим помощникам, — он с нами поедет.

Я влез в распахнувшуюся передо мной дверцу кузова и обомлел. В обычном «кунге» самого обычного армейского грузовика я никак не ожидал увидеть такой роскоши. Два мощных вентилятора, обитые бархатистой тканью просторные диваны, золоченый столик с хитро устроенной «барной» стойкой, уставленной разнообразными бутылками, поразили мое привыкшее к армейской бедности воображение.

— Берись за ручки, Александр! — услышал я снизу и, повернувшись, увидел, что Юджина собираются тоже загружать в грузовик.

Втянув носилки, мы на пару с одним из помощников полковника переложили крепко спящего американца на один из диванов, и я тут же сел рядом с ним, опасаясь, как бы того не сбросило на пол во время движения.

Хлопнули закрывающиеся дверцы кабины, и машина немедленно тронулась. Шла она плавно, поскольку не несла большого веса, и, видимо, тщательно объезжая всевозможные неровности и рытвины.

— Говоришь, тяжко пришлось, когда ты его вытаскивал? — кивнул в сторону спящего один из сопровождающих, представившийся Андреем.

Прежде чем ответить, я тоже представился и назвал свое имя и скромное воинское звание, припомнив, что ранее я так это и не сделал. А потом я принялся живописать подробности своих недавних похождений. Особое внимание я уделил пленному американцу, поскольку, действительно, выволакивать его из джунглей было очень даже тяжко.

— Ладно бы он был один, — словно заведенный отчитывался я, — но мне к тому же пришлось вместе с ним тащить и медсестру из местного ополчения. Да и этот тяжкий чемодан, — пнул я скромно стоящую рядом со мной сумку, — тоже немало натер мне шею.

— И что же в нем такое ценное? — пригнулся Андрей, разглядывая ободранную сумку.

— Что там конкретно, не знаю, но очень надеюсь, что нам это хозяйство впоследствии весьма пригодится. Это их радист, — мотнул я головой в сторону Юджина, — снял, перед тем как покинуть горящий самолет. А ведь самолет-то этот был не простой, — не мог я удержаться от извечного мальчишеского хвастовства, — и сбили его не случайно. Мы его пасли несколько недель, все пытались выманить летающий командный пункт поближе к границе и подбить его…

— Так ты хочешь сказать, — вдруг подпрыгнул на своем сиденье Андрей, — что ты как-то связан с группой Воронина? Команда 103?

— Да не связан, — обиделся я, — а прямо в ней и состою. Просто так сложились обстоятельства, что мы друг друга потеряли. Собственно, я и рассчитываю на то, что вы мне поможете их отыскать.

— Вот это да, вот это удача, — тем временем бормотал Андрей, увлеченно потроша сумку американца. — И все в прекрасном виде…

Насмотревшись вдоволь, он вытянул руку и нажал черную кнопку, укрепленную под одной из лампочек. Мотор моментально заглох, и машина,

резко вильнув, остановилась. Схватив один из блоков, Андрей выскочил наружу, и скоро я услышал его хоть и приглушенный, но явно возбужденный голос.

«Чему он так радуется? — подивился я, — неужели тому, что в сумке нашел? Странно, вроде не похож он на человека, хорошо разбирающегося в радиотехнике. Скорее смахивает на служащего при каком-нибудь штабе. Руки у него чистые, без характерных для радиотехников порезов и ожогов. Форма отличного качества, прекрасно выглажена, не то что у меня. Лицо не осунувшееся, и глаза не перенапряжены, и, стало быть, ни с радиолокацией, ни с обслуживанием какой-либо военной техники он точно не связан. Работа у Андрея, вероятно, не пыльная, в основном с бумагами. На сгибе среднего пальца видны следы казенных фиолетовых чернил. И локти кителя слегка засалены. Точно, штабной гусарик! Но с другой стороны, как ловко они меня скрутили у госпиталя. Видно, что изрядно тренированы, не первый раз такое делают. Вроде и не сильно держат, вроде как шутя, а не вырвешься. Чистые, непобитые руки, — словно закрутилась в моей голове граммофонная пластинка, — на левой скуле след от поджившего синяка, тренирован… вопросы задает по существу… обслуживает важного полковника, засаленные снизу рукава… машина люкс, хотя и неприметна с виду. Кроме того, много знают про нашу группу… мгновенно отобрали у вьетнамцев раненого американца, словно в собственность получили. Да и оценили содержимое сумки! Стоп, Саня, — остановил я сам себя, — а уж не из армейской ли они разведки? И если так, то мне повезло просто несказанно. Во всяком случае, свояк свояка узнает издалека. Вот только не наболтать бы чего лишнего. И так слишком много озвучил. Эх, — хлопнул я себя по лбу, — ведь учили же, говорили же, сами слушайте больше, а болтайте поменьше».

Андрей вскоре вернулся, захлопнул за собой дверь и с размаху уселся на диван, но я заметил, что электронного блока у него в руках уже нет. Я, якобы равнодушно, отвернулся в сторону, но он уже засек направление моего взгляда.

— Полковнику оставил посмотреть, ему было очень любопытно…

Машину сильно тряхнуло, и мой спутник резко оборвал предложение, так его и не закончив. Молчал и я, боясь каким-либо образом поставить в неудобное положение своего командира. Хотя и не он руководил нами во время поисковой экспедиции и, само собой, не он был виноват в том, что один из его подчиненных был оставлен один-одинешенек в джунглях. Но ведь вы поймите своеобразность отношений военных друг к другу. Тут никогда точно не знаешь, как повернется самое, казалось бы, заурядное дело. Либо тебя вознесут как всероссийского героя на заурядном пустяке, либо истопчут и вываляют в грязи как последнего предателя. Все зависит от того, как на тебя посмотрит высокое руководство. И кем, а главное, в какой момент ты предстанешь пред светлы очи. И не ведая в полной мере, с кем свел меня случай, я, до выяснения всех обстоятельств, предпочел воздержаться от дальнейших разговоров. Какое-то время наш грузовик трясся по разбитому проселку, но это скоро прекратилось. Боковые окошки под потолком затянула плотная тень, и я понял, что мы остановились где-то в лесу. Видя, что Андрей не торопится выходить, я тоже сидел спокойно, лишь застегнул на сумке верхний клапан.

— Выходите!

Распахнулась дверь «кунга» и стало видно, что вовсе не деревья столь тщательно закрывали нас от солнца. Плотно подогнанные бамбуковые стволы образовывали самый грандиозный навес, который я когда-либо видел. Под его сводами свободно могли разъехаться два грузовика. Справа и слева от этой своеобразной улицы располагались землянки, выкопанные в склоне глубокого и протяженного оврага. С первого взгляда было видно, что он обжит людьми довольно давно. Это было заметно даже по тому, что деревянные тротуарчики, тянущиеся с обеих сторон, были сильно исшарканы подошвами, а прикрывающие склоны оврага дощатые щиты густо и повсеместно поросли вездесущими вьюнками.