Карты на стол
Шрифт:
Миссис Лаксмор вздохнула с облегчением.
— Вы понимаете. Я вижу, вы все хорошо понимаете. Случилось это так неожиданно.
— Вы вместе отправились в глубь материка, так ведь?
— Да. Мой муж писал книгу о редкостных растениях. Майор Деспард был представлен нам, как человек, хорошо знавший местные условия и способный организовать необходимую экспедицию. Моему мужу он очень понравился. Мы тронулись в путь.
Наступило молчание. Пуаро не прерывал его минуты полторы, а потом сказал тихо, будто разговаривая
— Да, это можно себе представить Река, тропическая ночь, стрекот насекомых, сильный волевой мужчина, красивая женщина…
Миссис Лаксмор вздохнула.
— Мой муж, конечно, был намного старше меня. Я вышла за него замуж совсем еще ребенком, и лишь потом поняла, что я сделала…
Пуаро с печальным видом покачал головой.
— Знаю. Знаю. Это случается так часто!
— Никто из нас не осознавал, что именно происходит, продолжала миссис Лаксмор. — Джон Деспард никогда ничего мне не говорил. Он человек чести.
— Но женщины сами все чувствуют, — подсказал Пуаро.
— Вы совершенно правы… Да, женщины все понимают… Но я не показывала ему этого. До самого конца мы оставались друг для друга майором Деспардом и миссис Лаксмор. И оба были полны решимости доиграть эту игру.
Она замолчала, вспомнив с восхищением о благородном поведении майора.
— Правильно, — тихо сказал Пуаро. — Каждый должен сыграть свою партию в крикет. Как прекрасно сказал один из ваших поэтов: «Я не мог бы любить тебя, дорогая, так сильно, если бы не любил еще больше крикет».
— «Честь», — поправила его миссис Лаксмор, слегка нахмурившись.
— Ах да, конечно. Конечно, «честь», «если бы не любил еще больше честь».
— Эти слова, должно быть, были написаны специально для нас, — сказала миссис Лаксмор. — Дело не в том, как дорого нам это обошлось. Мы оба решились никогда не произносить фатальных слов. Но потом…
— Но потом… — повторил за ней Пуаро.
— Эта ужасная ночь, — миссис Лаксмор вздрогнула.
— И что же?
— Я предполагаю, что они поссорились, я хочу сказать, Джон и Тимоти. Я вышла из палатки… Я вышла из своей палатки.
— Да. И что же?
Глаза миссис Лаксмор расширились и потемнели. Она видела сейчас эту сцену, будто она снова повторялась перед ее взором.
— Я вышла из своей палатки, — повторила она — Джон и Тимоти были… О! — она задрожала — Я даже точно не помню всего Я встала между ними… Я сказала: «Нет, нет, это не правда!». Тимоти ничего не хотел слышать Он стал угрожать Джону. И Джон был вынужден выстрелить. Для самообороны. Ах! — она вскрикнула и закрыла лицо руками. — Он был мертв Убит наповал Пуля попала в самое сердце.
— Для вас это был ужасный момент, мадам.
— Я никогда этого не забуду. Джон вел себя благородно. Он хотел рассказать все открыто. Но я не хотела даже слышать об этом. Всю ночь мы проспорили. «Ради меня!» — повторяла я все время. Наконец, он понял. Потому
Я доказывала все это Джону, и он сдался. Проводники ничего не видели и не слышали. У Тимоти перед этим были приступы лихорадки. Мы сказали, что он от нее умер. И похоронили его там, у Амазонки.
Глубокое страдание исказило лицо миссис Лаксмор.
— Потом мы вернулись к цивилизации. И расстались навеки.
— Разве это была так необходимо, мадам?
— Да, да. Мертвый Тимоти стоял между нами как же, как живой. И даже больше. Мы простились друг с другом. Навеки… Временами я встречаю Джона Деспарда, когда бываю в свете. Мы улыбаемся, вежливо разговариваем. Никто не смог бы догадаться, что между нами что-то было. Но в его глазах я вижу, как и он в моих, что мы оба этого никогда не забудем… Наступило долгое молчание. Пуаро не нарушал его, отдавая дань прошлому.
Наконец, миссис Лаксмор вытащила сумочку и стала пудрить нос. Напряженность исчезла.
— Какая трагедия, — произнес Пуаро, но уже довольно обыденным тоном…
— Теперь вы видите сами, мосье Пуаро, — с живостью сказала миссис Лаксмор, — эту правду воспроизводить не нужно.
— Было бы обидно…
— Ее было бы невозможно сказать. Это ваш друг, этот писатель… я уверена, что он не захочет отравить жизнь абсолютно невинной женщине, не так ли?
— Или даже отправить на виселицу совершенно невинного мужчину? — тихо сказал Пуаро.
— Значит, и вы это так же воспринимаете? Я очень рада. Он невиновен. Преступление, совершенное в порыве страсти, не настоящее преступление. И, во всяком случае, он сделал это ради самообороны. Он вынужден был выстрелить. Теперь вы тоже понимаете, что все должны по-прежнему считать, будто Тимоти умер от лихорадки.
— Но писатели иногда бывают очень странными и бескомпромиссными.
— А ваш друг женоненавистник? Он хочет, чтобы мы страдали? Не разрешайте ему делать этого. Я этого не позволю. Если будет необходимо, я возьму всю вину на себя. Я заявлю, что это я застрелила Тимоти.
Она поднялась. Голова ее была откинута назад. Пуаро тоже встал.
— Мадам, — сказал он, беря ее руку в свои, — такое самопожертвование не нужно. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы никогда никто не узнал о том, что вы мне сейчас рассказали.
Лицо миссис Лаксмор озарилось нежной женственной улыбкой. Она немного подняла руку, так что Пуаро — хотел он этого или нет — был вынужден поцеловать ее.
— Несчастная женщина благодарит вас, мосье Пуаро, — сказал она.
Это было последним словом осужденной королевы, обращенным к избранному ею придворному. Ему ясно указывали на дверь. И Пуаро, правильно поняв это, ушел.