Карты великого мага
Шрифт:
Впрочем, ничего сказать я не успеваю. Потому что в комнате сначала зажигается люстра, торшер, боковые светильники; и начинают орать телевизор и музыкальный центр.
Потом вдруг так же неожиданно все приборы отключаются, и наступает тишина.
Затем комната наполняется едким, зловонным дымом, и по всему периметру вспыхивает яркое пламя внезапного пожара…
Не знаю, какой период времени я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой – просто тупо смотрю на пламя, бегущее по стенам. Огонь весело слизывает занавески,
Меня отрезвляет жар.
Хочу вдохнуть – а легким становится горячо-горячо.
Да что это со мной было? Еще немного – и концы бы отдала!
Бросаю взгляд на Тамару и несусь к ней – ее одежда уже объята пламенем, волосы трещат.
Все-таки врачи перестарались с дозировкой успокоительного!
Ладно, у нее вместо крови концентрированный раствор валерьянки. Но я-то почему тормозила? Впрочем, потом разберусь с этим, сейчас явно не время!
Хватаю Тамару за руку, тащу к двери. Точнее – к тому месту, где была дверь – сейчас там огненное пламя, прорваться через которое, кажется, нет никаких шансов.
Тамара послушно, как кукла, идет за мной.
Крепче сжав ее ладонь, я зажмуриваюсь, бегу вперед.
И ору как сумасшедшая – в прихожей тоже все горит и дымится, а кислорода вообще нет.
Тамара теряет сознание, просто отключается, опускается на землю.
На долю секунды я вспоминаю, как противно воняют паленые трупы в нашем морге. Господи, вот же подлянку подкину кому-нибудь из коллег, и…
И вдруг случается чудо.
Входная дверь вылетает, по коридору расплескивается струя воды, и к нам бросаются люди в комбинезонах и масках.
Где-то внизу начинает истошно выть «Скорая», и вот уже Тамару кладут на носилки. А у меня возле лица оказывается смоченная какой-то жидкостью салфетка – и я чувствую, как дышать сразу же становится легче.
– Тома, как ты? Тамара, Тамарочка…
Краем зрения вижу мужчину, склонившегося над носилками. И сразу же вспоминаю, что уже видела его пару раз, – это муж Тамары, кажется, его зовут Виктором. Обычно такой невозмутимый и представительный, сейчас он выглядит, понятное дело, не фонтан – губы трясутся, лицо залито слезами.
Приподнимаюсь на локтях и едва удерживаюсь, чтобы не застонать.
Тамара обгорела очень сильно. На мне ожогов, как ни странно, нет, только гари наглоталась, аж в легких саднит. А Тамара обуглилась, как головешка.
Навскидку не скажу, сколько процентов кожи обожжено. Мне сложно рассмотреть часть туловища женщины. Но то, что я вижу, – это ужасно. Степень поражения, похоже, очень велика; ожоги обильные и глубокие. Я не уверена, что такие травмы вообще совместимы с жизнью.
Тамара открывает глаза, и у меня мороз проходит по коже.
В них такая мука, описать которую невозможно.
Нечеловеческая боль,
Увидев взгляд Тамары, муж начинает кричать:
– Помогите ей, сделайте что-нибудь! Ей же больно! Она же дышать от мучений не может!
К нему подскакивает медсестра со шприцем.
Пожарные негромко переговариваются.
Судя по их репликам, они не понимают, почему возгорание проводки вызвало такое сильное пламя в нескольких комнатах квартиры.
Я слушаю их недоуменные рассуждения – и мне становится страшно.
Я вдруг начинаю понимать, что вот именно сейчас у меня остался последний шанс переждать сокрушительную бурю. Спрятаться от мощной черной силы, уничтожающей все и всех на своем пути. Последний шанс – другого не будет. Если я им сейчас не воспользуюсь и не приторможу – мне придется несладко…
Муж молчит, но мне кажется, что я слышу все его мысли столь же явственно, как будто он произнес их вслух.
Ужасно переволновался.
Хорошо, что для меня лично вся эта ситуация обошлась без особых потерь.
И по логике – надо бы забить на все происходящее, спрятаться в своей норке, стать страусом. Но только, находясь в безопасности, с собственной совестью все равно не договоришься. Получится, что мы кинем коллегу, не выполним последнюю просьбу Бороды; струсим и отступим.
И чем жить с такой тяжестью на сердце – лучше перебороть страх, все как следует обдумать и двигаться дальше. Ну, или по крайней мере попытаться…
– Если проводка коротнула – возникновение пожара возможно. Но, конечно, выглядит это совершенно иначе, чем ты описывала. – Леня на секунду умолкает. Мимо нас проходит врач – однако это не тот доктор, который проводит операцию Тамаре, и муж отворачивается. – Очаг возгорания в таких случаях – всегда один, и сначала появляется чад, тление. Это может даже несколько часов занять. А еще сейчас везде ставят предохранители. Если перепад напряжения был в одной комнате – то в других помещениях все отрубается.
Я грустно вздыхаю. И пожарные о том же самом толковали. Тот огонь в квартире Тамары к техническим неполадкам не имел ровным счетом никакого отношения.
– Возможно, и смерть Игоря, выглядящая так естественно, на самом деле таковой не является. – Я встаю со скамейки (они в этом больничном коридоре жутко неудобные, слишком низкие – в детском саду их, что ли, взяли?), делаю пару шагов и возвращаюсь. – Просто сначала я не подозревала…
Выговорить «такой чертовщины» я так и не решаюсь.
Народная мудрость «не поминай лиха» – на самом деле верна.
Имя, упоминание – это ключ к проявлению того, о чем говорится.
Когда я зову умерших людей по имени – очень часто их астральные оболочки приходят ко мне, и…
«Что с мамой? Что говорят врачи?»
Прямо рядом со мной оказывается Игорь.
Мой муж его в упор не видит, что-то высматривает в меню мобильного телефона.
Ну вот, говорю же – иногда, когда зову по имени, приходят. Но часто появляются и по собственной инициативе.