Карусель в подземелье
Шрифт:
Еще постояли молча. Розоватый свет стал медленно меняться, какие-то желтоватые, лимонные, зеленоватые оттенки возникали, исчезали и возникали снова – не постепенно, а как бы толчками; свет то почти совсем желтел, и становилось, как в осенней роще в солнечный день, то даже зеленел, словно возвращалось вопреки календарю лето, потом розовое снова заполняло все углы. Яркость при этом не менялась, только цвета переходили один в другой.
– Почему этот свет, как думаешь? – спросил Уваров.
– Свечение газа. Не чувствуешь? Покалывает кожу.
– Да. Электричество. Газ заряжен.
– Все
– Нет. Это не опасно?
– Пока, наверное, нет.
– Значит, надо идти дальше?
– Если бы какой-нибудь след. Малейший бы признак, что они здесь. Но если они ждут в другом месте? А мы теряем время? Не прощу себе.
– И все же идем. Если бы человек останавливался в момент сомнения, он до сих пор питался бы червяками.
– Ты прав, может быть…
«Но тут уже начинается новая история, история постепенного обновления человека…»
– Что ты? – переспросил Уваров.
– Я говорю: ты прав, может быть…
– Больше ничего?
– Не понял.
– Больше ты ничего не сказал?
– Ни слова. Наоборот, мне показалось…
– Ясно. Думаю, надо еще продвинуться вперед. Там, кажется, свечение усиливается. Может быть, что-нибудь увидим.
Реплики были неторопливыми, словно люди старались показать друг другу, что им не страшно. Свет все еще изменялся, но уже медленно и незначительно, колеблясь вокруг нового, светло-зеленого цвета. Будто какое-то нужное качество было уже найдено и совершались лишь затухающие движения вокруг него; газ тихо потрескивал, наливаясь напряжением. Надо было двигаться, но что-то заставляло людей медлить, словно здесь и находилось то, к чему они так стремились. И они продолжали разговаривать, как если бы беседа служила оправданием бездействию, и старались поверить в нужность и значительность своих слов.
– Уваров, что толку искать их здесь? Где их нет и быть не может? Скажи честно: ты и не рассчитываешь. Найти их. Мечтаешь найти следы чужого разума. Думаешь, никто не понимает, зачем ты пошел с нами. Да?
– Я и не скрывал. И сейчас не таю. Хочу найти. Но не тут. Здесь его нет. Никаких признаков. Я знаю, как выглядит, как должен выглядеть разум. Во всех его проявлениях. Много лет отдал я ему, десятки вариантов рассчитал. Нет, Савельич, я не надеюсь. Как и ты, хочу найти наших.
– Не знаю, как в теории. Сужу практически: никакого их следа.
– Но сигнал был точен. А Гарми – мастер пеленга.
– Что завело их так далеко от курса?
– Мало ли что случается в пространстве. Тебе лучше знать. – Уваров сделал паузу. – Кто другой мог подать сигнал? Именно наш сигнал, по коду Дальней разведки?
– Он мог отразиться.
– От такой поверхности? С такой чистотой и силой? Нет.
– Может быть, Гарми дослушался до галлюцинаций? Такое бывает.
– Он верит, ты сам знаешь, только в то, до чего можно трижды дотронуться ладонью. Скорее уж галлюцинируем мы с тобой. И нет планеты, нет тебя – а я сижу зя своим столом и пишу, извиваясь от сладостных размышлений…
– Знаю, ты человек уюта и любишь обнимать мир. Не прикасаясь к нему. Мы сперва удивлялись, когда ты оказался с нами. Потом поняли.
– Можно измышлять всю жизнь. Но хоть раз надо увидеть своими глазами.
– Но ты не нашел его.
– Найду. Каждому, кто ищет, выпадает в жизни хоть один шанс. И уж я его не упущу.
– Надейся.
– Не здесь, конечно. Я уже сказал. Здесь – пустой номер, глухо. Можешь смеяться, но Разум я найду в пространстве, близ светила. Там увижу его тугие паруса. Именно так, не иначе. Разум всегда тяготеет к свету. Катакомбы не для него. Только вынужденно, и то на краткий срок.
– Я летаю давно. И ничего не встретил. И никто другой.
– Вы не искали. Не были настроены. А я ищу. И если он есть, а его не может не быть… мы станем стремиться друг к другу бессознательно, сами того не ощущая… соприкасаться полями, которые нами еще не открыты… но не перестают от этого быть реальностью. Мало сказать, что я верю в это: я знаю. Иначе все, что я сделал в жизни, ничего не стоит.
– Разума не может не быть – почему?
– Иначе не было бы смысла и в нашем бытии. Как нет смысла в существовании одного мужчины или женщины. У них не будет продолжения, развития, движения. А мы ведь не похожи на тупиковую ветвь эволюции. Разум не самоопыляется. Когда он созрел, ему становится нужен кто-то другой. Иначе он измельчает и захиреет. Как хирели некогда династии фараонов… женившихся на родных сестрах.
– Логично. Только истина – не плод логики. И потом: созрел ли наш разум? Однако мы все болтаем. Слушай, Уваров, я не хочу больше терять здесь время. Сейчас время – главное. И…
«Всякое искусственно вызванное деление частиц сопровождается исчезновением определенного количества времени. И если такое деление происходит неоднократно и в больших количествах, дефект времени становится…»
– Глупости, – сказал Уваров. – Это ты придумал.
– Сколько же ты еще намерен идти?
– Я относительно дефекта времени. Откуда ты взял?
– Я? Черт, разве я что-то сказал? Бывает, я говорю вслух во сне – после больших встрясок. Извини. Что-то подобное мелькнуло у меня в голове. Но мне показалось, что это сказал ты. Я даже удивился.
– Как я мог? Физика – не моя область. Да, о мудрости… Мы еще не достигли ее, конечно. Но инстинкт размножения намного опережает ее.
– И ты решил древнюю проблему: встретив – понять? Найти общий язык?
– А так ли нужен он? Пусть выброшенные на остров мужчина и женщина говорят на разных языках. Помешает ли это им соединиться? Им не понадобятся подсказки. Это в худшем случае. Но может быть – и я надеюсь, – мир разума един. И в любой точке любого пространства разум говорит на едином языке. Не в лингвистическом смысле конечно…
– Маловероятно.
– Но тебе ведь не кажется странным, что весь мир построен из одних и тех же частиц. И электрон из Магелланова Облака будет чувствовать себя в Солнечной системе не менее уютно. Почему же не предположить, что и разум? Построен из одних и тех же элементарных частиц, движущихся… и превращающихся по тем же законам? Он ведь тоже продукт движения материи?
– И в каждом мире – свой Шекспир? А принц Датский окажется старым знакомым пришельца извне?
– Что в этом принципиально невозможного?