«Каскад» на связь не вышел

Срибный Игорь Леонидович

Через несколько минут духи, предварительно обстреляв здание из «Мух» и подствольников, пошли в атаку.

…Зима сидел, забившись в темный угол, метрах в трех от входа, куда только и смог забраться, теряя последние силы. Он был весь изранен и даже не знал точно – жив ли он вообще.

Дождь усилился. Налетел откуда-то резкий, порывистый ветер, волком завывая в пустых, раздолбанных взрывами коридорах. Обрывки упаковок от патронов закружились, поднятые его порывами с окровавленных куч мусора, в которые превратилась амбразура пулеметчика, и улетели в ночь…

Зиме

было очень холодно, но он не мог пошевелиться и дотянуться до бушлата, который лежал буквально в метре от него, присыпанный обломками кирпича. Глаза его слипались от слабости и потери крови, но он боялся заснуть и выронить гранату, которую мертвой хваткой зажал в кулаке, надеясь взорвать себя, когда к нему подойдут «духи». Но, как ни боролся его организм с надвигающимся беспамятством, сознание все же покинуло Зиму, и голова его безвольно свесилась на грудь.

…Ахмед подошел к пулеметчику и облепленным рыжей грязью носком сапога приподнял его подбородок. Посмотрев на залитое кровью мертвое лицо, он убрал ногу. Голова резко упала, брызнув кровью на сапоги Ахмеда.

– Шайтан, сабак! – выругался Ахмед, отскочив в сторону, и, обернувшись к амиру Хаттабу, сказал: – Труп!

– Посвети! – сказал амир, кивнув лопатой бороды на пулеметчика.

Ахмед чиркнул зажигалкой и поднес тощий огонек к фигуре разведчика.

Хаттаб несколько мгновений рассматривал труп русского, полчаса удерживавшего в одиночку этот, в общем-то, никому не нужный дом и отправившего к Аллаху более двух десятков моджахедов, и вдруг увидел гранату, намертво зажатую в его руке.

– Смотры, он и мертвый хотела сражатца! – Хаттаб своей беспалой культей указал на руку пулеметчика.

Некоторое время он молча стоял, глядя в отсветах пожарищ на тело пулеметчика, потом резко развернулся и пошел прочь. За ним потянулось его войско, унося на носилках и плащ-палатках тела погибших в эту ночь моджахедов.

…Все так же лил дождь, когда спустя сутки, в результате непрерывных боев, «духов» выбили из района, и разведгруппа Седого смогла пробиться к развалинам.

Командир присел рядом с телом погибшего товарища и, прикурив сигарету, вставил ее в приоткрытый рот Зимы. Лицо его – белое как мел, отмытое дождем от корки запекшейся крови – было спокойным и умиротворенным…

– Вот и свиделись, братишка, – промолвил, едва шевеля серыми от усталости губами, Седой, – вот и свиделись. Ты прости меня, брат. Не мог же я иначе… Не мог…

Седой сидел на мокром кирпиче, обняв Зиму за широкие плечи, и то ли слезы, то ли капли дождя непрерывными ручейками стекали по его щекам…

История восьмая

Это наши горы

Снегопад в горах – это настоящее бедствие. Мокрые, тяжелые хлопья величиной со среднее яблоко валят с неба, подобно лавине, срываемые с гор порывами жесткого ветра. Снежные заряды мгновенно залепляют целлулоид очков, лишая видимости, сбивают дыхание, а на горные ботинки с металлическими триконями через каждые три-четыре шага налипают пудовые снежные комья. И приходится

останавливать всю цепочку бойцов, чтобы ледорубами счистить эти комья с ботинок.

К полудню разведчики, втянувшись в узкое, как каменный пенал, ущелье, обнаружили низко нависший скальный карниз, под укрытием которого Седой решил устроить привал.

Разведчики, обессиленные тяжелым переходом, быстро расчехлили снайперские коврики и, бросив их на камни, повалились на них, тесно прижимаясь друг к другу. От вымокших маскхалатов тут же повалил пар. Несмотря на двойную пропитку сапожным варом, который варил по дедовскому рецепту потомственный сапожник (в мирной жизни) сержант Макосей, ботинки тоже парили, размочаленные снегом.

Седой вынул из внутреннего кармана разгрузки карту, запаянную в целлофан, и, сориентировавшись по месту, понял, что пройденный ими путь был просто прогулкой по сравнению с тем, что им предстояло дальше. А дальнейший путь разведчиков лежал по скальному карнизу, огибавшему гору по широкой дуге, идти по которому в таких погодных условиях без страховочных приспособлений было чистым самоубийством. А это означало дополнительную потерю времени, поскольку нужно посылать вперед группу, чтобы вбить в скалу крючья и протянуть страховочный трос.

Теперь было совершенно ясно, что к назначенному времени – к 10.00 завтрашнего дня – разведчики не успеют выйти к границе с Грузией, к выходу из Панкисского ущелья, через которое должна пройти в Чечню большая группа боевиков из отряда Гелаева.

Седой подумал, что боевики идут в точно таких же условиях, и вряд ли их встреча с проводником, ожидающим прихода отряда к 10 часам, состоится в назначенное время. В любом случае задачу разведчикам никто не отменял, связь со штабом продавить из-за рваного рельефа гор не удавалось, а значит, надо идти дальше.

Через двадцать минут отдыха Седой поднял двух самых опытных скалолазов – Могилу и Кефира – и приказал идти готовить страховку.

Кефир, острый на язык, иногда невоздержанный в высказываниях, но опытный и надежный разведчик, и на этот раз не удержался от высказывания:

Кефир и Могила – два верных солдата,Откованы оба из стали-булата!Им отдых заменит родная лопата,А коль они вместе – уже экскаватор!

Разведчики отозвались дружным коротким хохотком, а напарники, собрав снаряжение, исчезли в густых завертях метели.

Им потребовалось более двух часов, чтобы проложить страховочный трос и возвратиться под ненадежную крышу карниза. Оба были измотаны до предела.

– Командир, – сказал Кефир, укладываясь на коврик. – Там в двух местах карниз сужается до двадцати сантиметров. По нему и в сухую-то погоду идти опасно. Рискуем мы!

– А что, у нас есть выбор – идти или не идти? – нарочито грубо спросил Седой. – Есть приказ, и мы будем его выполнять.

– Кто бы спорил, – пробурчал Кефир и мгновенно уснул.