Каспар, принц котов
Шрифт:
Весь путь до Саутгемптона Каспар просидел на коленях у Лизибет. Эта часть поездки прошла почти в полном молчании, потому что Лизибет спала. Каспар тоже спал.
Никогда не забуду, как я в первый раз увидел «Титаник». По сравнению с ним весь порт казался маленьким. Я поднимался по трапу, неся чемоданы Стэнтонов, впереди меня Лизибет несла Каспара в корзинке для пикника, а на набережной играл оркестр, и повсюду были толпы людей — зрители на берегу и пассажиры на палубах, — и на всех лицах волнение и предвкушение. Я был вне себя от возбуждения. Я два или три раза ходил с причала в их каюту — палуба
Я был просто потрясен дворцовым великолепием всего, что видел, самой огромностью парохода — как внутри, так и снаружи. Он был даже грандиознее и великолепнее, чем я его себе воображал.
Наконец я перенес все их чемоданы в каюту, и пришло время расставаться. Лизибет тоже это понимала. Сидя на диване, она прощалась с Каспаром, зарывалась лицом в его шкурку и плакала навзрыд. Отец взял у нее кота так мягко, как только мог, и посадил обратно в корзинку. В этот миг я и принял решение. До той минуты оно мне даже в голову не приходило.
— Лизибет, — сказал я, — я хочу, чтобы ты взяла его с собой в Америку.
— Правда хочешь? — воскликнула она. — Честное слово?
— Хочу, — подтвердил я.
Лизибет повернулась к родителям:
— Можно, мама? Пожалуйста, папа! Пожалуйста, скажи «да»!
Они не возражали. Напротив — вроде даже обрадовались.
Оба пожали мне руку. Они все еще были сдержанны, но в их глазах я увидел неподдельную доброту и тепло, каких не видел раньше. Я опустился на корточки перед корзинкой и погладил Каспара. Он очень внимательно посмотрел на меня. Он знал, что происходит, знал, что мы прощаемся. Лизибет проводила меня до дверей каюты. Она прижалась ко мне так надолго, что казалось — никогда не отпустит. Взревела пароходная сирена. Я вырвался от Лизибет и бросился на палубу, утирая слезы.
Я потом много думал об этом — почему я отдал Каспара, вот так, не раздумывая, и почему сделал то, что сделал вслед за этим. Я помню, что стоял на палубе и все махали руками, сирена выла, оркестр играл, и мне вдруг стало ясно, что я не могу вернуться к своей прежней жизни, в свою каморку в «Савое», что я должен остаться с Каспаром и Лизибет, что я просто не хочу покидать этот пароход, этот удивительный пароход, этот волшебный плавучий дворец. Когда прозвучал последний сигнал для всех провожающих и носильщиков покинуть судно, я остался на борту. Вот так просто это и случилось.
Я подбежал к перилам и стал махать рукой вместе со всеми пассажирами. Я был одним из них. Я уезжал. Я уезжал в Америку, в страну Лизибет, страну свободных людей, где я смогу стать кем угодно, кем захочу. Только когда я увидел, что «Титаник» отходит от причала, что полоса воды между ним и берегом все растет, я осознал, что я сделал, какое важное решение принял, осознал, что пути назад нет. Я стал безбилетным пассажиром на «Титанике».
«Мы
Моя жизнь безбилетника длилась недолго. Я не сразу понял, что нахожусь в той части судна, где расположены каюты первого класса, а когда понял, то сообразил, что будет совсем не просто слиться с толпой здешних пассажиров. Все они были разодеты, и я в своей униформе посыльного из отеля «Савой» торчал среди них, как пень на дороге. Они даже двигались по-другому — так, точно они здесь на своем месте и им совершенно некуда спешить.
Похоже, чтобы научиться выглядеть богатым и беззаботным, нужна целая жизнь.
Поначалу униформа мне даже помогала. Я мог выдавать себя за стюарда, и мне это, конечно, было совсем нетрудно. Я знал, как принять услужливый вид, как помочь старым дамам спуститься по ступенькам, как показать дорогу, даже не зная, где что находится. В течение часа или около того, пока пассажиры прогуливались по палубе, обследуя пароход, я так и поступал, пока не стал ловить на себе странные взгляды кое-кого из команды и стюардов, которым, понятное дело, моя униформа казалась незнакомой. Я знал, что, если буду и дальше притворяться одним из них, рано или поздно меня уличат, надолго моего везения не хватит. Я также понимал, что, оставаясь в первом классе, я непременно столкнусь с кем-нибудь из Стэнтонов, и не представлял себе, как они отнесутся к тому, что я остался на борту.
Сверху я видел пассажиров третьего класса, толпящихся на нижней палубе в кормовой части судна. Это общество мне больше подойдет, подумал я, там мне будет безопаснее. Туда я и направился. Я снял куртку и шапку посыльного и, пока никто не видел, выбросил за борт, потом перепрыгнул через загородку и постарался как можно надежнее затеряться среди пассажиров нижней палубы.
К этому времени мы уже вышли в море, английский берег быстро исчезал за горизонтом. Море было гладкое и спокойное, как серебристо-синее озеро. Никто не обращал на меня внимания. Пассажиры веселились вовсю, и до меня никому не было дела. Стоило только посмотреть и послушать, как становилось ясно, что в третьем классе собрались люди со всего света. Здесь были ирландцы, китайцы, французы, немцы, американцы и немало лондонских кокни. Я уже чувствовал себя гораздо спокойнее. Я спустился в трюм и после долгих поисков нашел наконец свободную койку в спальном помещении. Там было несколько человек, но они почти не обратили на меня внимания.
Я лежал, закинув руки за голову и закрыв глаза, слушал, как работают пароходные двигатели, чувствуя, как стук их отдается во всем теле, и теперь уже твердо веря, что все хорошо, и тут-то все сделалось очень плохо.
Я услышал голоса, громкие голоса, начальственные. Я открыл глаза и увидел двух матросов, которые шли между койками.
— Мы ищем безбилетника. Не видали? Такой парень, вроде как японец. — Один из них остановился у стола, где несколько человек играли в карты. — Он тут не появлялся? Щуплый такой парень. Мы знаем, что он где-то тут.
Наверное, все бы обошлось, если бы я не запаниковал. Я мог бы просто притвориться спящим. На японца я не похож. Они бы меня не тронули. Но я не успел этого сообразить. Я вскочил и побежал. Они кинулись за мной, крича, чтобы я остановился. Я несся по трапу, прыгая через три ступеньки. Выскочив на палубу, я спрятался в первом попавшемся месте — это было самое очевидное и, понятно, самое дурацкое место, какое только можно выбрать, — спасательная шлюпка. Внутри я увидел японца: он сидел в дальнем ее конце, подтянув колени к подбородку, раскачиваясь взад и вперед и грызя костяшки пальцев. Всего через несколько минут нас обнаружили, вытащили, как из мышеловки.