Касси
Шрифт:
Когда на следующий день от торговца пришёл слуга и привёл рабыню, Фарэс запугал несчастную до полусмерти, прорычав, что откусит ей руки и ноги, если Касси хоть за холодную воду возьмётся или пожалуется на неё.
– Чтобы она мне ни о чём не волновалась и ничего тяжелее ложки ко рту не поднимала! Понятно? – ревел на, полуприсевшую от страха, рабыню Фарэс.
– Понятно, - кивала так, что голова чудом не отваливалась худенькая изнеможённая женщина в возрасте около сорока лет.
Наконец, скрепя сердце, Фарэс оставил Касси и отбыл в поездку. Оборотни отправились втроём на двух повозках,
Пожалуй, едва ли не впервые в жизни, Касси осталась в доме одна, когда служанка убежала на базар за свежим мясом. Она почувствовала не страх и опасение, а свободу и радость.
Девушка вприпрыжку, напевая что-то весёленькое, переходила из комнаты в комнату, чувствуя себя непривычно вольной и независимой.
Она ещё не знала, что маленькие оборотни растут в утробе быстрее людей и её беременность продлится всего полгода. Сейчас, когда не минул ещё и месяц, Касси совсем не замечала в теле каких-либо изменений, разве что, улучшился аппетит и сильно хотелось мяса.
Прекрасно себя чувствуя, девушка с утра козочкой прыгала по дому, пытаясь помочь Тасси, рабыне, с домашней работой.
– Госпожа! Вы хотите, чтобы господин откусил мне руки и ноги? – спрашивала служанка, отнимая у Касси то веник, то тряпку, то кочергу.
– Не хочу. И не хочу, чтобы меня на неделю арестовывали в спальне. Поэтому, Тассинька, мы по дому будем всё делать вместе, только это будет наш с тобой большой секрет. Ладно, Тасси? – тепло улыбаясь, уговаривала рабыню её новоиспеченная хозяйка. – Посмотри на себя. Ты такая замученная. На старом месте, наверное, тяжело работала?
И тут, расплакавшись, Тасси рассказала хозяйке то, что ни за что не рассказала бы оборотнице.
– Ты вот тоже человек! И кажется, что твой хозяин тебя любит. Шрам от метки у тебя есть, значит, ты его наложница. Только не обольщайся, девочка, мы для них никто, пустое место, и не может быть любви между оборотнем и человечкой. А всё потому, что живут они намного дольше и остаются молодыми тысячи лет, а наш век недолог, госпожа, мы стареем…
Касси подумала, что никакой любви уже и не ждёт. Лишь бы не больно было, и не сильно противно. Рано или поздно Фарэс возьмёт её. Иначе зачем она ему? Она видела его мужское желание и старалась настроиться на близость с ним. Ей нужно не просто перетерпеть, ей необходимо ему понравиться! Иначе оборотень запросто вернёт её альфе. А там и смерть в муках быстро настигнет.
Тасия, тем временем, продолжала говорить:
– У меня также всё было двадцать пять лет тому назад. Уж какие страсти в нашей спальне кипели! Я потом по три дня лежала, отдыхала, в себя приходила, а остальные рабыни в доме мне прислуживали. Только, госпожа Касси, годы пробежали, оглянуться не успела, всё реже стал звать меня хозяин на ложе, а потом и вовсе перестал.
Служанка тяжело вздохнула и помолчала прежде, чем продолжать рассказ. Касси тоже сидела тихо, понимая, что самое больное начинается с этого места.
– Мой бывший хозяин в приграничном человеческом городе часто и по своим, и по делам короля бывал. То одну человечку там купит, то другую, но они у него в наложницах
По впалым, обвислым щекам Тасии потекли слёзы. Касси протянула ей воды и, сделав глоток, она яростно продолжила:
– Только нет у оборотней ничего человеческого! Вскоре услышала, как он меня разным оборотням продать пытается. Только кому старая, неумелая рабыня нужна? Ещё, если бы вышивать могла, шить, сети плести, готовить. А я ведь двадцать пять лет ничего такого не делала. Теперь могу только простой чёрной работой заниматься. Цена моя быстро падала. Я каждый раз старалась подслушать. Потеряла покой и сон, кусок в горло не лез…
Женщина рыдала, а Касси осторожно гладила её плечи.
– Из последней поездки он человечку привёз, молоденькую. Трясётся над ней. Метку поставил, я видела. Меня к слугам вышвырнули. А теперь вот продали, таки.
– И хорошо, что продали! Мы с тобой дружить будем, всё вместе делать. Отдохни, Тасси! А я нам мясо пожарю, - спокойно и ласково приказала Касси.
И та не посмела спорить с госпожой.
Жизнь в новом доме Фарэса потекла удивительно мирно и слаженно.
А Фарэс беспокоился о самке, и очень сильно. Он бросил малышку одну!
Все мысли оборотня так или иначе вертелись вокруг юной женщины, находящейся в таком уязвимом положении и оказавшейся на его попечении.
Скрипели колеса повозок, шумел лес, перекрикивались птицы. Торговец со вторым наёмником тихо переговаривались о жизни.
Фарэс же пытался представить, что делает Касси в эту минуту. Или думал о её родных и вспоминал разговоры нянечки с маленькой волчицей, её короткие рассказы, выхваченные девушкой из своего детства.
«Меня бы отец за одну разбитую чашку лозиной отходил, а ты уже четвёртую вдребезги! Разве так можно, Асси?..»
«Однажды мы с сёстрами плели корзины всю ночь перед ярмаркой, голова сама падала на грудь, засыпая, и пришла к нам мама…»
«Моя сестра однажды спряталась от отца с розгой в очень узкую щель за шкафом и застряла. Знаешь, Асия, как она кричала? Тилли едва не задохнулась и, потом, в два раза сильнее наказана была. Она тогда в храм после порки еле дошла. Нам с сёстрами всем вместе пришлось шкаф передвигать, чтобы её вызволить, а он очень тяжёлый. А если бы это был не шкаф, а скала? Гору не сдвинешь. Думай Асия головой, куда лезешь!»
Фарэс, слушал эти нехитрые поучительные истории, почерпнутые из собственного небольшого жизненного опыта Касси, и поражался их невольной жестокости. Что это за отец, что бьёт ребёнка, девочку, из-за какой-то разбитой чашки? Почему дочь пряталась от отца с розгой, и почему не он сам двигал ту тяжёлую мебель. И, наконец, почему дети работали, да ещё ночью?
Ему ещё тогда хотелось свернуть шею отцу этой малышки. А теперь, если представится такая возможность, не расстроит ли это беременную самку?