Каста Огня

Фехервари Питер

Совпадений не бывает, или работают они совсем криво.

За вернувшейся мыслью потянулась другая: почему он не убил покрытую шрамами женщину-воина огня на стартовой площадке? Да, однажды она пощадила Хольта, но это было скорее насмешкой, чем актом милосердия. А кто сказал, что я не посмеялся над ней? Жаль, рядом не оказалось Рив, чтобы обсудить произошедшее. Может, она и была предателем и наемной убийцей, но при этом мыслила логически.

Почему же она не возвращается?

Впереди

разинул пасть ангарный отсек линкора, темный, как вопрос, на который не будет ответа.

Челнок коснулся палубы с резким металлическим звуком, разнесшимся по всему корпусу. Ведьма судорожно вздохнула и, словно бы задрожав всем телом, откинулась в кресле.

— Скъёлдис? — позвал Катлер. — Ты в порядке?

Энсор попытался встать, но вералдур так и не отпускал его.

— Убери руки, мужик! Не видишь, что ли, я должен ей помочь!

— Убей… это… — голос женщины-псайкера звучал не громче слабого вздоха. Полковник с раскрытым ртом уставился на её тело, забившееся в конвульсиях. Северянка быстро и хрипло дышала, но губы не двигались.

— Я не понимаю…

— Убей это! — с внезапной яростью прошипела Скъёлдис. Осмотревшись, Катлер встретился взглядом с её осиротевшими глазами, которые по-прежнему сияли в отрубленной голове Ортеги. Сейчас они расширились от ужаса и отчаяния.

— Пилот был… не единственным… кто остался здесь… — просипела ведьма сквозь мертвые губы.

«Она не может вернуться в свое тело, — с ужасом понял Энсор, — потому что его заняло нечто иное».

— Мы видим тебя, Белая Ворона! — с ненавистью захрипел хор голосов сбоку от полковника. Катлер резко развернулся к креслу первого пилота, и в тот же миг Скъёлдис открыла глаза и уставилась прямо на него.

Черными шарами, истекающими тлетворным радужным светом…

— Мы чуем тебя! — рот ведьмы растянулся в жуткой гримасе, а по её фарфоровой коже, словно линии раскола, поползли тончайшие трещинки, следуя за изгибами татуировок. Северянка подняла руку в обвиняющем жесте, и её пальцы треснули, как перезревший плод; наружу вырвались шипы из темного чугуна. — Мы будем тобой!

Издав горестный, душераздирающий вой, вералдур поднял топор… и помедлил, с мукой в глазах глядя на госпожу.

— Къёрдал! — завопила Скъёлдис из своей мертвой темницы. — Не предай меня напоследок!

На лице великана отразилась вновь обретенная решимость, но было уже слишком поздно. Ликующе хихикая, протодемон взмахнул бритвенно-острыми когтями и вырвал северянину горло. Вералдур зашатался, пытаясь исполнить долг, пока жизнь струей вытекала из него. Болезненно, сантиметр за сантиметром, страж занес оружие… и тут мерзость ударила вновь, пробила ему грудь растопыренной лапой и углубилась в плоть, терзая и потроша. Гигант безмолвно закричал, и в тот же миг тварь вырвала его сердце в фонтане крови и осколков костей. Топор выскользнул из онемевших пальцев, сам вералдур опрокинулся навзничь.

«Къёрдал, — лихорадочно подумал Катлер. — Его звали Къёрдал…»

Конфедерат бросился вбок, уходя от судорожного взмаха лапы над сиденьем. Не переставая смеяться и читать

нараспев бесконечную литанию злобы, извивающееся чудище вырвалось из ремней безопасности. На заднем плане хныкал о’Сейшин, а Скъёлдис кричала с приборной панели: «Убей это, пока оно не набралось сил!»

Сколько раз? Сколько раз проклятая штуковина должна сдохнуть? Но Энсор уже знал ответ, ведь «проклятая штуковина» была частью его самого. Она будет возвращаться, пока я жив.

Пальцы полковника нашарили рукоять топора Къёрдала, и убийственная чистота оружия охватила тело арканца, словно лесной пожар. Демон нависал над ним, капая кровью из сердца, зажатого в миножьей пасти, а бесчисленные глаза сочились многоцветным Хаосом. Оно смеется надо мной! Дико завыв, Катлер взмахнул топором снизу-вверх и отрубил твари ногу в колене. Заверещав, она рухнула, размахивая железными когтями, а Энсор отчаянно всадил рукоять топора в лицо врагу и выпрямился. Порождение варпа потянулось за конфедератом, не переставая звать его по имени; руки создания вырывались из суставов и истончались, превращаясь в шипастые щупальца.

Я не достанусь тебе сегодня и вообще никогда!

Выругавшись, Катлер опустил топор, вложив в удар все силы тела и души.

Вокс-бусина в ухе Айверсона зажужжала, и кто-то произнес: «Комиссар».

— Полковник, — отозвался Хольт. Он узнал командира 19-го, хотя никогда прежде не говорил с ним. У Катлера был голос человека, привыкшего отдавать приказы, но сейчас в нем слышалась боль. — Знаете, вас непросто было найти.

Последовала долгая пауза, словно конфедерата обеспокоили эти слова.

— Наверное, по-другому получиться и не могло, комиссар, — наконец ответил он.

— Не сомневаюсь, — Айверсон не знал, что ещё сказать человеку, которого он так долго пытался отыскать. — Полковник…

— Комиссар, — перебил его Катлер, — у нас не так много времени. Вот что вам нужно сделать.

Следом он изложил Хольту последнюю часть плана Авеля.

— Вы доверяете ему? — спросил затем Айверсон.

— Преисподние побери, нет, конечно! — фыркнул полковник и объяснил свой план.

День последний

«Реквием по добродетели»

Думаю, эта запись окажется последней. Мы пробрались в неприступную крепость Небесного Маршала, и остатки моих сил уже собраны. Мои силы? Нет, это не совсем верно, поскольку я вернул командование над 19-м полковнику Энсору Катлеру. Он поведет конфедератов в их последний бой, на что имеет полное право. Кроме того, здесь наши пути расходятся. Странно, что мы с полковником расстаемся, даже не встретившись, но он задержался в кабине — «по личным делам» — а мне нельзя больше ждать. Скорее всего, нам не пережить последующих событий, но я всё равно чувствую, что однажды ещё встречу Катлера.