Кастелау
Шрифт:
Даже странно. А что, если доктор сам с утречка хлебнул своей волшебной микстурки, на которой, по слухам, двое суток продержаться можно? Кое-кто на студии клянется, мол, так оно и есть. Коктейль пилотов, так это у них называется. Что ж, пусть себе. Чужие трудности Сервациуса мало волнуют, у него своих забот хватает. Пусть господин доктор за завтраком амфетамин хоть ложками себе в кофе подливает, лишь бы он был в состоянии нужную справку ему выписать, с печатью и всеми прибамбасами.
Когда Клинк наконец вошел, вместе с ним в кабинет потянулся и явственный
Нет, на коктейль пилотов не похоже. От него, так Сервациус слышал, вроде бы жажда одолевает, но никак не голод. Некоторые актрисы для того только это зелье принимают, чтобы не толстеть. Когда эти дурехи очередной «курс» проходят, с ними почти невозможно работать, до того они взвинченные.
А доктор Клинк уже шкрябал ложкой по дну кастрюльки, намереваясь извлечь оттуда нечто особенно вкусное, но тут, похоже, вспомнил, что он не один, с сожалением отодвинул от себя атлас, а вместе с ним и кастрюльку с остатками овощного супчика.
– Готовить умеете? – неожиданно спросил он.
– Дальше жареной картошки так никогда и не продвинулся.
– Надо учиться, – вздохнул он. – Всему придется учиться. – И только теперь, будто раскрыв наконец сценарий на нужной странице, внезапно спросил: – Ну-с, на что жалуетесь?
Наконец-то.
– Легкие, – ответил Сервациус. – Это, наверно, будет самое правильное. – Он подумал, не стоит ли опять покашлять, но доктора Клинка, пожалуй, на такой мякине не проведешь.
– Легкие? – Доктор сдвинул на лоб очки и принялся внимательно изучать ложку, которой только что ел суп, словно это термометр с температурой пациента. – Легкие – весьма интересный орган, таящий множество возможностей. Тут нужно тщательное обследование. Когда вы могли бы освободиться?
– Мне не нужно обследование, господин доктор. Только справка. Вы меня понимаете?
Клинк уставился на него так, будто с ним заговорили по-китайски. Будто он вообще ничего не понимает. Раньше-то он посообразительней был.
– Мой новый фильм… видите ли… Сценарий не вполне меня устраивает… Не в моей творческой манере… Вот я и подумал, проще всего было бы…
– На легкие жалуетесь? – спросил Клинк. Облизал ложку и аккуратно поставил ее в бакелитовый стакан к карандашам. – Это может быть опасно. Пульмональная гипертония. Или хронический обструктивный бронхит.
– Вы доктор, вам виднее.
– Для начала давайте разденемся.
Клинк встал и пошел к умывальнику. Только тут Сервациус заметил гору немытых тарелок в раковине.
«Ладно, – подумалось ему. – Театр так театр…»
Он повесил пиджак на спинку стула, расстегнул воротник на шее и принялся за следующие пуговицы.
– Как
– Да что угодно, доктор. Лишь бы…
– Лишь бы по состоянию здоровья вам требовалось санаторное лечение, верно я понимаю? Несколько недель на природе…
Ну наконец-то дошло.
– Вы что-то определенное имели в виду, в смысле местности?
– Говорят, альпийский воздух…
– Ах Альпы, ну как же… – подхватил Клинк. – Дивные края. Одни пейзажи чего стоят…
Почудилось ему или в самом деле в голосе доктора зазвучали нотки сарказма? Да нет, на него совсем не похоже. Клинк всегда был таким услужливым милым добрячком…
– И на сколько недель вам хотелось бы получить освобождение? – Оказалось, Клинк вовсе не руки моет, а посуду. – На месяц? Или лучше уж сразу на два?
– Не будем ходить вокруг да около. – Сервациус почувствовал, как вздымается где-то внутри волна нетерпеливого гнева, в последнее время все чаще вскипающая в нем на съемках, когда актеры нарочно тупицами прикидываются. Да, с возрастом терпения не прибавляется. – Мне нужен больничный, чтобы на пару недель уехать из Берлина. Это так сложно понять?
– Потому что ваш новый фильм не вполне соответствует вашей творческой манере?
– Потому что я, черт подери, не желаю торчать в этом проклятом городе. И точка!
Клинк вытер руки полами своего белого халата – тоже, кстати, не особенно чистого – и принялся разглядывать фотографии на стене.
– Вы прочли, что тут написано? – немного погодя спросил он. – На плакате. – Автоматически, по привычке он снова сдвинул очки на лоб. – Осторожно! Обломки развалин могут обрушиться, – прочел он вслух. – Понимаете?
Не иначе, спятил. Коктейль пилотов. Или переработался, вот пружинка и лопнула. Стоя голым по пояс, Сервациус ощущал всю нелепость своего положения.
– Можно все сделать правильно и все равно ошибиться, – продолжал Клинк, все еще повернувшись к нему спиной. – Обломки не обрушились. Когда они ее вынесли, она выглядела, как всегда. Только вся в пыли, сплошь пылью покрыта. А сама ведь так чистоту любила. Чтобы всегда и всюду чисто. – И вдруг, без перехода, все тем же ровным, как будто бесстрастным голосом: – Ложитесь. Я вас осмотрю. С легкими шутки плохи. Вам известно, что ударная волна от бомбы способна разорвать легкие? При прямом попадании?
Сервациуса словно к полу пригвоздило.
– Это ваша жена? – только и спросил он.
Клинк покачал головой.
– Нет у меня жены. Я вдовец. Этому, знаете ли, тоже надо научиться. Столько всего. Овощной суп я уже могу.
Прочь, только прочь. Это ужас, конечно, то, что с ним случилось, но… Он найдет себе другого врача.
– Да, – задумчиво протянул Клинк, снова направляясь к умывальнику. – Думаю, вам лучше одеться. Справку я бы вам выписал, только если бы вы и в самом деле были больны. Но, судя по вашему виду, разрыва легкого у вас нет. И разрыва сердца тоже.