Кастелян

Calmius

Вопли ужаса, отпрыгивающие дети, разлетающаяся посуда.

— Тихо!! — к месту происшествия торопился Дамблдор, но ему мешал длинный преподавательский стол и бегущие навстречу ученики. Поэтому на секунду раньше на опустевшем пятачке оказался Снейп. Прибежавшая последней МакГонагалл схватилась за сердце.

Я продолжал направлять палочку на кучу змеиных стейков. Вид у меня был соответствующий: руки в крови, лицо в крови, вокруг тоже кровь и сырое мясо.

— Мальчик мой, что это такое?

— М…мне кто-то

прислал змею. Совой. Сбросили сверху.

— Это муляж, наверное. Так бывает…

Я ошалело поднял на него глаза. С подбородка капнула кровь. Поняв, что сморозил глупость, Дамблдор кашлянул и сменил тему:

— Чем ты её так… жестоко?

Интересный поворот. Тогда не будем торопиться с «приходом в себя».

— С-служебное заклинание разделки ингредиентов… На отработках червей нужно было резать, пришлось учить…

— Директор, это так, — вступил в разговор Снейп. — Нарезка флоббер-червей для больничного крыла. Грязная работа, как раз для…

— Ты так быстро его выучил? Гарри, мальчик мой…

— Да какой там… Или изворачивайся и учи, или драить котлы до рассвета. Ну, там целое ведро этих червей было, так что освоил в конце концов.

За спиной послышался звук удерживаемой рвоты. Студенты постарше, начавшие постепенно подходить и обступать нас, смотрели на место побоища и слушали разговор. И да, воображаемая картина бадейки склизких траншейных опарышей аппетита не прибавляет. Какой же зверь этот Снейп!

Подрагивающей рукой я опустил окровавленную палочку на стол. Вытереть нужно, перед тем как в кобуру возвращать.

Директор, похоже, был чем-то удовлетворён в моём рассказе. Но расслабляться было рано.

— Займите свои места, здесь нет ничего интересного! — отогнал Дамблдор благодарных слушателей, создавая видимость приватного разговора. Слушатели, разумеется, отошли не более чем на пару метров, расселись на подвернувшиеся поверхности и продолжили греть уши.

— Мальчик мой, это очень опасное заклинание!

— Не знаю. Оно же служебное, его пока толком настроишь и выпустишь — самого порежут, обычным ножом. Но, если вы говорите, что…

— Нет, нет, если всё обстоит именно так, пожалуй… Но почему ты его направил на змею? Она же не червяк?

Очень даже жёлтый земляной червяк, возвестили шепотки прыснувших гриффиндорцев.

— Не знаю, сэр, я ним сосиски иногда разделываю, ну и подумал… Я испугался сильно, понимаете?

Вокруг пронёсся возбуждённый гомон. Нарезка сосисок вот этим кровавым вентилятором? Подобная отмороженность заслуживала или уважения, или отчуждения.

— Гм… мальчик мой, — доверительно понизил голос директор, переходя на «театральный шёпот». Ага, а то в другом конце зала стало плохо слышно. Но тут в голову опять начал вкручиваться чей-то шуруп. Значит, усилим осторожность.

— Мне показалось, ты что-то шипел этой змее?

Чего?

—

«Секо вирми»? Это латынь, сэр. «Порежь червя». Ну, вызов заклинания разделки.

— А… змея тебе ничего не говорила?

— Что?

— Ты ничего не слышал… странного? От змеи?

— Она шипела. Предупреждая, что сейчас ударит.

— То есть…

Я заметил, что глаза Снейпа, смотревшего на меня, стали очень напряжёнными, хотя на лице он с видимым трудом удерживал обычное угрюмое выражение. Похоже, от роли наивного и забитого ребенка придётся немного отступить — я не справляюсь с чем-то важным и непоправимым.

— Сэр, — непонимающим голосом сказал я. — Она шипела. Равномерно, без модуляций. Там не было информационной составляющей. Это не речь, это знак: отойди, или нападу. Ну… змеи шипят, медведи рычат, быки бьют копытом. Вы же не станете утверждать, что битьё копытом — это речь?

— Гм… интересно… и всё же…

— Они не слышат.

— Что?

— Я читал. Понимаете, магловские учёные подробно исследовали и поняли, что у змей нет ушей… ну, снаружи. Они слышат очень плохо, и только низкие звуки.

— Господин директор, это правда, — в разговор влезла Грэйнджер со знаниями из детской энциклопедии. — Змеи глухи. Они чувствуют тряску почвы, чужие шаги…

— Гм… и как это связано с владением парсел… эээ, умением слышать змеиную речь?

— Так ведь они не слышат шипения, сэр, — повторил я. — Ни себя, ни товарок. А речь — это в первую очередь для общения друг с другом. Нет общения — зачем речь? Ну, то есть… если эти тупые твари вообще могут о чём-то говорить, то точно не через звуки.

— Гмм… интересно, — директор внимательно смотрел на меня. — Олух, убери здесь. Северус, на два слова…

Филиал змеиной бойни мгновенно исчез со стола. Посуда идеально выстроилась и наполнилась десертом. Олух — имя домовика? Уловка, Пузырь… Так, Уловка у нас — это Слизерин. Олухи тут одни, без вариантов. Пузырь и Остаток…

— Гарри!

— Чего тебе, Пратима? — я смочил салфетку чаем из кубка и пытался оттереть руки от засыхающей змеиной крови.

— И вовсе непохоже. Гарри, ты правда змееуст?

— Ты правда слышишь хуже змей, о Пратибха?

— Зануда ты, Гарольд!

— Доктор! К ней вернулась память!

В меня бросили скомканной салфеткой. Отсмеявшись, я спросил серьёзно:

— Объяснит мне кто-нибудь, что за пляски с бубном вокруг змеиной болтовни?

— Ты не знаешь? Хотя да, в Англии это немногие помнят. В общем…

И, понизив голос, Парвати коротко рассказала о магах с редким талантом — говорить со змеями и понимать их, и о Парселтанге — легендарном шипящем языке змей, внятную речь на котором могут услышать только змееусты. Рассказу внимала половина гриффиндорского стола. Грэйнджер забыла про неприязнь ко мне и выдвинулась в первый ряд.