Катаклизм внутри, Катаклизм снаружи
Шрифт:
– Всё тип-топ, трогай!
Выехав из города, мы понеслись в сторону небольшого посёлка, расположенного западнее. За окном немного посветлело, хотя «день», в привычном понимании этого слова, ещё не наступил. Так, лёгкие сумерки. Погода спокойная, безветренная – в самый раз для прогулок на свежем воздухе.
Лейтенант сунул во внутренний карман увесистую пачку денег, извлечённую из сумки. Лёва нервно постукивал по рулю пальцем с обручальным кольцом, Андрей же перекинул автоматный ремень через плечо, вставил магазин и закурил. Я последовал его примеру. Накуриться толком
– Андрюх, а дальше-то как? К гадалке не ходи…
– Как раньше, так и…
– Да завалитесь вы! – взревел безымянный лейтенант. – Задолбали!
Степанченко одними губами пробормотал какое-то ругательство, я же решил не бесить офицера лишний раз и замолчал до дальнейших распоряжений.
Неожиданно из-за поворота вынырнул бронетранспортёр. Увидев выкрашенного в белый цвет монстра у меня всё внутри сжалось, однако боевая машина не обратила на нас никакого внимания и пронеслась мимо. Сидевшие на броне солдаты в зимних маскхалатах проводили милицейский УАЗ настороженными взглядами, но тормозить машину не стали. Следом за БТРом мимо проехали около восьми грузовиков, несколько машин химической разведки и уже знакомые приземистые БРДМы.
Когда колонна скрылась из виду, все находящиеся в машине облегчённо выдохнули. Пронесло.
– Останови! – неожиданно скомандовал лейтенант спустя десять минут, и УАЗ резко затормозил, раскидывая шинами снег. – Степанченко, разведай незаметно, дальше КПП должно быть.
Андрей распахнул дверцу и, держа укороченный автомат перед собой, скрылся в лесу. Время ожидания показалось вечностью, за которую Катаклизм, наверняка, уже раскатали танками, а население вернули по домам. Наконец, сержант вернулся:
– Метров двести. КПП32. Форма не наша, – тяжело дыша, доложил он лейтенанту. – Один пулемёт, один гранатомёт на станке, бруствер. Насчитал двух собак и десять штыков, но в лесу могут быть ещё. На дороге лента с шипами и колючка.
– Чё?! – воскликнул офицер. – Как это, форма не наша? С ума сошёл? Откуда «не нашей» тут взяться, это территория Российской Федерации!
– А я знаю? Точно говорю, не наша! И оружие не наше!
Толстяк выругался, погружаясь в раздумья. Сержант продолжал топтаться возле двери автомобиля:
– Что делать будем? У нас ведь пропуск только…
– Завали! Думаю я, думаю! – отмахнулся лейтенант.
Но додумать, без сомнения, гениальный план ему не дали. Внезапно со стороны леса послышались крики на ломаном русском:
– Все выходить из машина! Бросать оружие, ложиться на земля лицо вниз!
Развернувшись, я увидел фигуры в белых халатах с автоматами наизготовку. Из тех, кого я заметил, четверо припали на колено за стволами деревьев, ещё один лежал чуть поглубже в лесу, целясь в машину из ручного пулемёта. Обращавшийся к нам медленно приближался к машине в сопровождении двух автоматчиков. И того восемь решительно настроенных бойцов, держащих нас на мушке.
– Приплыли, – выдохнул Лёва, до белизны в суставах сжимая руль.
– Что делать будем? – спросил у лейтенанта
– Сдаваться нельзя, – решительно заявил тот. – И так, и так крышка. По базе пробьют, узнают, кто мы, и всё, абзац… надо прорываться…
– БРОСАТЬ ОРУЖИЕ! НЕМЕДЛЕННО ВЫХОДИТЬ ИЗ МАШИНЫ, ЛОЖИТЬСЯ НА ЗЕМЛЯ ЛИЦО ВНИЗ! – проорал приближающийся к нам солдат, беря на прицел Степанченко.
– Значит так, я валю этих, быстро заводи машину и разворачивайся, понял? – беря командирскую инициативу, скомандовал сержант.
Дроздов нервно кивнул:
– Понял.
– Куда хочешь, хоть в лес сворачивай, но как можно быстрее. Петляй побольше, а мы прикроем.
Офицер тоже кивнул, как можно незаметнее расстёгивая поясную кобуру с табельным Макаровым.
– Ваня, пригнись и не отсвечивай! На три… Раз…
– БРОСАТЬ ОРУЖИЕ! БЫСТРО!..
– Два…
– ПОКИДАТЬ МАШИНА!..
– Три…
– ЛОЖИТЬСЯ НА… – договорить солдат не успел.
Степанченко от бедра дал длинную очередь, перечеркнувшую авангардную троицу, и запрыгнул в машину. На белоснежных халатах расплылись уродливые кровавые точки пулевых попаданий. Крикливый умер на месте, второму выстрел угодил в плечо, третий же вовремя среагировал и упал на снег, вскидывая автомат…
Я пригнулся, и, как оказалось, вовремя. В лесу загрохотали выстрелы, застрекотал пулемёт, тут же покрошивший оконные стёкла. Лейтенант сделал несколько выстрелов из пистолета, но, кажется, ни в кого не попал. УАЗ стартовал с места, быстро набрав скорость, но далеко уехать не успел. Одна из прошивающих милицейский джип пуль угодила Дроздову в висок. Тело упало на руль, выворачивая его влево. Послышался звонкий удар, Степанченко, вскрикнув, выронил оружие, выбитое шальной пулей…
Неужели, это конец?
По минной полосе бредёт одинокая фигура, закрывающая лицо скрюченными ладонями…
– Стой, стрелять буду!..
– Пусть всё будет не напрасно…
– Машина в населённом пункте, берёза, триста сорок два!..
– Не смотри!..
Милицейская машина на полном ходу влетела в придорожный кювет и протаранила дерево. Раздался звон разлетающегося лобового стекла…
– "Alk"a"a antako heid"an paeta!33 – выкрикнули неподалёку на незнакомом языке. – He ovat saaneet tartunnan!34
Лейтенант распахнул дверцу и, высунувшись, разрядил обойму в бегущих к машине солдат. Судя по болезненному выкрику, в кого-то из нападающих он всё же попал, но меткая пулемётная очередь тут же набила его толстое неповоротливое тело свинцом, заодно дырявя дымящийся двигатель и колёса.
– Через другую дверь! – прокричал Андрей, отчаянно пытающийся подобрать обезображенной кистью автомат.
Ручка поддалась не сразу. Вывалившись на снег, я вытянул следом товарища.
– Бегом! Я прикрою! – заорал я, вырвав у Степанченко «укорот»35.