Катализатор. Серебряный Сумрак

Ружникова Ольга

Аккуратный батон в нарезке и пяток сочных апельсинов довершили грабеж. Теперь припасы – вот в этот пакет-майку с крепкими ручками. И наконец сматываемся.

– Пирожных хочешь? – с потугами на галантность предложил вампир. Надо же.

И ему простительно. Он не факт, что вообще вкус человеческой пищи различает.

– Этих? – криво усмехнулась Инна. – Спасибо, я, в отличие от тебя, не бессмертна.

На вечерней улице лихих беглецов не ждал никто, даже странно. Абсолютное безлюдье. Даже самые отпетые уличные алкаши успели куда-то уползти. Тоже чуют опасность? А запросто. Такие существа ближе к природе, как ни странно.

Что, все опасности уже позади? Не верю.

– Тебе

есть, где отсидеться? – сочла своим долгом уточнить Инна.

Все-таки напарник. И помог. Да и собственных усилий по его спасению как-то жаль.

– Пока нет, но найду.

Ага. Раз уже нашел.

Темнота сгустилась совсем. В детстве Инна решила бы, что ночью ее не увидят.

И не увидят. Никто, кроме кошек… Магов и нечисти.

– Тогда предлагаю пока отсидеться вместе.

Что за черт сейчас толкнул ее под руку? Ведь не собиралась же… Только новых проблем незнакомого вампира беглому Катализатору и не хватает! Не говоря уже о дополнительной опасности. И не только той, что за ними теперь гоняться будет.

Серые, набрякшие тучи таки разошлись, и холодные ярко-золотые звезды невесело усмехнулись с осенних небес. Папа когда-то учил Инну языку созвездий, а ей было скучно.

Нет, подсадным этот кровосос быть точно не может. Пытали его на самом деле. Всерьез, тут не спутаешь. Да и Инна – не столь крупная рыба, чтоб на таких живцов ловить. Это же прямая ссора с вампирским миром. Те потом за своих…

Кстати, о его «своих». Есть еще вампирская община. Наконец, есть он сам – ага, вернулись к тому же вопросу. Есть он сам – с зубами, когтями, жаждой крови и неизвестными целями.

Но если кровососа схватят и пойдут по его следу, а самого заставят сотрудничать… Нюх у Детей Ночи – животный, и запахи они запоминают намертво. А небо (по закону подлости) может так и не разродиться очередным дождем, не говоря уже о ливне. Смыть следы. Тучи-то удрали. Тоже захотели поскорее слинять в другое место.

А, была – не была! Кто не рискует – того ловят.

Вперед.

2

О внезапной смерти папы Инна услышала, вернувшись с предновогодней школьной дискотеки. Не было ни грызущей сердце тревоги, ни многодневных предчувствий, ни бессонных ночей – где злая беда, с кем?

Просто дома ждал белый клочок телеграммы, а на мерзлую черную землю падал припоздавший в тот год снег. В еще не холодном воздухе кружились липкие снежинки, а слезы на щеках замерзали не сразу.

А обычно чуткая бабушка впервые не посочувствовала. Папу она не любила. Как и положено – бывшего мужа единственной дочери. Впрочем, нынешнего она считала не лучше.

Странная смерть. Пьяная драка. Будто бы толкнул случайный собутыльник. Перелом основания черепа, не сразу нашли, в той деревне не было даже медпункта… Несчастный случай, косвенная вина в убийстве. Ничего не помнящий преступник – обычный деревенский алкаш. Там таких – каждый третий.

– Меньше надо было квасить! – жестко припечатала непримиримая бабушка. – Неизвестно, с кем.

Увы, бедный папа никогда не пил при любимой дочери, но без нее закладывал за воротник частенько. Многолетнее одиночество сломает почти любого.

Если Инна что тогда и поняла, так это, что в своем горе любой человек – всегда один. И глушить его в крепком алкоголе или еще в чём бы то ни было –

нельзя. Если с тобой потом что случится, окружающие запомнят грязное и позорное следствие, а не горькую причину. Был пьян – так и надо жалкому алкоголику. Рыдал ночью на холодной, темной улице, вжавшись замерзшим лицом в серую бетонную стену первого попавшегося дома, и попался маньяку-психопату – сам виноват. Нечего было где-то шляться, когда все нормальные люди спят.

К счастью, настоящий маньяк Инне тогда не встретился. А от подозрительного дядьки на улице удалось удрать.

Горе она запила новогодним шампанским…

Бабушка умерла в конце праздников. Просто сердечный приступ. Прилегла после обеда отдохнуть – и уже не проснулась. И по возвращении от подруги Инна опять не чувствовала ничего. Да и в первые минуты при виде бабушки – тоже.

Единственной наследницей стала мама. На полгода, пока еще нельзя вступить в права, она разрешила Инне остаться там. Несмотря на назойливые уговоры пьяного отчима, что «квартиру надо сдать, а девка ленивая пусть идет работать – взрослая уже».

– Живи пока здесь, – щедро разрешила мать. – Вот, возьми – на месяц должно хватить, а дальше как-нибудь сама. Сама видишь: мне еще Наташку поднимать. А ты взрослая уже, почти шестнадцать лет. Раньше в этом возрасте колхозом руководили.

И полк в войну водили в смертельную атаку. Знаем. Только то были не мама и не отчим. Больше всех от других всегда требуют те, кто ничего – от себя.

Жуткая ситуация – бабушка не пожалела папу, а теперь ее саму не жаль никому, кроме Инны. Жадный отчим даже обрадовался – удастся залатать вечные дыры в семейном бюджете. Жаль, Инна – несовершеннолетняя еще, придется уговаривать выписаться. Да еще и опеку «подмазать». А так вышвырнули бы и делов-то. В приют бы еще можно – так не пойдет ведь. А насильно в шестнадцать уже не забирают. Да и не выпишешь уже тогда точно. И квартиру никак не продашь. Опека клещами вцепится. На взятках разоришься.

Скудные деньги таяли, никакая работа не находилась. Особенно та, на которую сдадут жилье. Да еще и малолетке. И всё холоднее был по телефону мамин голос.

Ровно через двадцать пять дней позвонил привычно нетрезвый отчим. Заявил, что есть деловые люди, готовые снять «эту халупу». И чтоб или платила реальные деньги, или сваливала по известному адресу. И если через неделю Инна всё еще будет там, он скажет каким-то «друзьям», которые с ней по душам вежливо побеседуют. После чего Инне никакое жилье уже не понадобится – и на том свете, и в интернате для инвалидов всё бесплатно. А если она вдруг случайно отобьется – то и в колонии. Поэтому в ее же интересах «договориться добром».

Инна, не дослушав, бросила трубку.

Будь жив отец, она могла бы сейчас уехать к нему. А теперь ее жизнь полетела ко всем чертям за считанные дни, а жизни двух самых близких людей…

А подруги? Эти дни показали, что не было у Инки Серебровой никаких подруг. Друзей, впрочем, тоже.

Пить она не стала. Еще не хватало потом услышать: «Так этой алкашке и надо!» С того света.

Впрочем, скажут всё равно. Наврут. Может, и о бедном папе – нагло наврали?