Катарсис No 3 (Бой не вечен)
Шрифт:
Все эти соображения промелькнули в голове Егора, когда в районе пересечения Советской улицы и Кривоколенного переулка в корму его «Лады» на скорости под восемьдесят километров в час врезалась иномарка, белый «двухсотый» «Мерседес» совершенно замученного вида. Егор как раз притормозил перед светофором, получил ощутимый удар и только тогда заметил инспектора ГИБДД, деловито переходившего дорогу. А из «мерса» меж тем вылезала четверка амбалов, классического вида вышибал: бритые виски, толстые шеи, пиджаки, надетые на майки, цепи, перстни, серьги в ушах. Затем вышел и хозяин,
Крутов, чертыхнувшись в душе, вылез из машины.
Первым подошел гибдовец, поцокал языком, разглядывая разбитый бампер и фары «Мерседеса». – Да, влип ты, парень! Не надо было тормозить на зеленый свет.
– Я притормозил на красный.
Пожилой сержант с пузечком поднял на Крутова равнодушный взгляд, и тот вдруг понял, что попал в самую примитивную «вертушку». Светофор в этом месте – на перекрестке – был регулируемый, и включал его именно инспектор, если возникала необходимость разгрузить дорогу в каком-нибудь направлении. Он включил «красный» точно перед машиной Егора, а «Мерседес», вынырнувший как привидение, – Егор вспомнил, что он обогнал его «Ладу» минуту назад и тут же отстал, – специально въехал в зад «одиннадцатой». Ловушка была спланирована заранее, и Крутов угодил в нее, как старательный ученик автошколы.
– Мужик, платить будешь? – подошел один из рэкетиров, даже не взглянув на передок «Мерседеса». – Здесь работы на две штуки, не меньше.
– А будешь сопротивляться, – ласково добавил «Гитлер», – я тебя надолго в тюрягу засажу. Когда ты выйдешь оттуда, на Марсе уже будут яблони цвести. Усек?
Крутов посмотрел на разбитый бампер «мерса», отметил вмятины и шрамы, явно не относящиеся к данному наезду. Стало окончательно ясно, что бригада «вертухаев» работает давно и не раз била свой многострадальный аппарат о зады чужих машин. Это был чисто российский бандитский «бизнес» во всем его уродстве, а главное, поддерживаемый мелкими и крупными чинами «при исполнении», и доказать «бизнесменам» правду было невозможно.
Прокачав эти соображения за пару секунд, Крутов тем не менее не принял никакого решения, не зная, что лучше: начать возмущаться и доказывать свою невиновность, договориться с рэкетирами «полюбовно», пообещав им заплатить, или начать изображать из себя еще более «крутого». Однако все решилось без его участия. Разведка Катарсиса, вероятно, тихо вела своего опера и подоспела на помощь вовремя.
К перекрестку подъехал черный «Кадиллак» с затемненными стеклами, со стороны пассажира опустилось стекло, из окна выглянула Мария и начальственно поманила пальцем инспектора. Что она говорила ему, слышно не было, только сержант вернулся обратно «на рысях», потный и красный, озабоченно осмотрел битые автомобили и сказал с преувеличенной бодростью:
– Самый настоящий наезд, граждане. Придется составлять протокол. Уж с очень большой скоростью вы ехали, граждане.
– Ты что, командир?! – вытаращился на него усатый. – Белены объелся?! Этот козел нарочно свой зад подставил, ты же видел. Пусть платит!
Инспектор
– Оно, конечно, лучше бы вы заплатили гражданину за нанесенный ущерб, да и разошлись бы с миром. А так надо по полной программе, с экспертизой…
– Да ты совсем сдурел, сапог! – сдавленно прошипел подбритый бугай, горой нависая над инспектором. – Мы же тебя…
– Мосол, засохни, – осадил своего боевика усатый. Посмотрел на «Кадиллак», на Крутова, индифферентно дожидавшегося финала разборки, и, вероятно, что-то понял. Быстро нырнул в кабину «мерса», стукнул водителя по плечу:
– Гони!
«Мерседес» сдал назад и тут же рванул на перекрестке направо, исчез. Сержант посмотрел на Крутова с растерянной полуулыбкой, развел виновато руками.
– Вот гады, ищи их теперя…
– Не надо никого искать, – усмехнулся Крутов, – они сами тебя найдут. Уходил бы ты из службы, дядя, когда-нибудь засыплешься вместе с ними и загремишь «под панфары».
Окно «Кадиллака» поднялось, он тронулся с места и покатил по Кривоколенному переулку в сторону знаменитого бывшего дома Тимериных, памятника архитектуры восемнадцатого века. Егор сел в помятую «одиннадцатую», поехал следом. Через квартал «Кадиллак» остановился, Мария вышла из него и пересела в машину Крутова, то есть в свою собственную, сердито проговорила:
– Полковник, ты ведешь себя как отдыхающий на пляже. Что с тобой творится? Неужели тебе надо доказывать, что нельзя так расслабляться? Даже если твоя жена находится в плену у врага?
Крутов нахохлился, понимая, что она права.
– Ты не имеешь права показывать свои переживания, – продолжала Мария, – как не имеешь права останавливаться. Получение и переработка информации – работа! Остановился, посчитал, что знаешь достаточно, все равно что умер! В том числе и физически.
Крутов молчал.
– Ты приехал в оккупированный врагом город, а гуляешь по нему как по своей деревне. Что с тобой творится, Витязь? Комплекс вины перед женой заговорил? Или ты хочешь доказать самому себе, что ты хороший и попал под мое влияние случайно?
Последние слова прозвучали как пощечина. Крутов потемнел, глянул на женщину, прочел в ее глазах недоумение, затаенную грусть, любовь и нежность и вдруг обнял, притянул к себе и поцеловал. Резко отвернулся.
– Прости меня…
Мария несколько мгновений сидела, не двигаясь, словно оглушенная неожиданным признанием, потом сама обняла Крутова, прижалась к нему и, всхлипнув, прошептала:
– Ненавижу себя… но разве я виновата, что ты – мой Витязь? Не могу ничего поделать с собой… торчишь в моем сердце, как нож… Ираклий хороший мужик, сильный, целенаправленный, но… не мой. Не мой! Не хочу его обманывать… но и ты тоже – не мой! – Она вздрогнула, не разнимая объятий. – Ох, Витязь, Витязь, зачем только я согласилась стать твоей берегиней… но разве я знала!.. И ты… если бы ты знал, как это больно…
В голосе женщины прозвучало рыдание.
Крутов начал гладить ее по плечу, по спине, по волосам, как маленькую девочку, слова застревали в горле, но она отстранилась, смахнула слезу со щеки и сухо бросила, глядя вперед: